— Меня не надо охранять, — сказал Данте. — Я не хочу, чтобы меня охраняли.
У него заходили желваки.
— Вот упрямый осел, — пробормотала она. — Знаешь, что? Не беспокойся об этом. Ты хочешь, чтоб я ушла? Хорошо.
Развернувшись, она устремилась прочь.
Когда Хэзер остановилась, чтобы поднять сумку и ноутбук, в ее плечи вцепились пальцы и развернули ее. Она уронила сумку и выбросила кулак, но Данте поймал его и прижал к своей голой груди. Она выбросила левый кулак, но он поймал и его тоже.
— Проклятье! Отпусти! — сказала Хэзер, ее тело напряглось, глаза горели. — Какого лешего ты от меня хочешь?
Она пыталась вырваться, но стальные руки Данте обхватили ее запястья, словно наручники. Притягивая ближе. Притягивая к нему.
— Твою мать, ты дашь мне закончить,d’accord[62]? — спросил Данте почти шепотом. — Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь, потому что меня пугает то, что может с тобой случиться. Или что я мог бы… что я… смог бы сделать…
— Тссс… — Хэзер потрясла головой. Боится. За нее. Из-за себя. Она посмотрела в его глаза, задрожала, горло сдавило. В этот момент она поняла, что ей нужен не сон. Не еда. И не время, чтобы подумать.
Данте отпустил запястья и обвил ее руками, крепко обнимая. Его сердце стучало все громче и быстрее. Его жар обжигал.
Проведя рукой по бледной мускулистой груди, Хэзер продела палец в кольцо на ошейнике. Потянула. Но он уже сам наклонялся. Затем поцеловал, и касание его губ и языка воспламенило ее, заставило гореть.
Жар желания прошелся по ней, когда поцелуй углубился, а шепот предательства, боли и одиночества отдавался эхом в сердце; то, что она видела в темных глазах, когда он выдохнул ее имя на скотобойне.
«Я не покину тебя», — думала она, надеясь, что он ее услышит.
Дыхание Данте перехватило. Он скользнул рукой под ее свитер, пальцы пробирались по коже к изгибам грудей.
Она сорвала куртку с его плеч. Та с глухим звуком упала на пол. Ее руки скользнули по его бедрам, по ягодицам, потом поднялись вдоль твердых контуров спины. Его кожа на ощупь была словно нагретый на солнце шелк, обвивающий сталь. Данте задрожал от мягких прикосновений. Она открыла глаза, чтобы увидеть удовольствие на его красивом лице.
Огонь вспыхнул в животе Хэзер, пронесся пламенем по венам, когда Данте под свитером добрался до ее груди. Она застонала в их поцелуй, руками соскользнув обратно к его заднице, притягивая еще ближе. Данте был твердым под мокрой кожей брюк. Твердым у ее живота. Дыхание участилось. Она закрыла глаза.
— Матерь Божья! Вы, два сгустка феромонов! — раздался веселый голос, Вона? — Идите наверх, если только не хотите делать это на публике.
Рука прекратила ласкать грудь Хэзер. Сквозь прикрытые веки она увидела, как Данте показал бродяге средний палец.
Вон заржал.
— Скоро рассвет, парень. Через пару часов.
Закончив поцелуй, Данте поднял голову и опустил свитер Хэзер. Потом взял ее на руки.
— Что случается, когда приходит рассвет? — пробормотала она, обвивая рукой его шею.
— Я Сплю.
Хэзер услышала заглавную «С» в его голосе, и ее мысли перенеслись обратно в то первое утро — оно было всего два дня назад? — и к сонному Данте, дремлющему в машине, пока опасность не разбудила его.
Хэзер поцеловала его щеку, губы, ухо. Низкий звук завибрировал в горле Данте.
— Иди уже, красавчик, — прошептала она. — Не трать время.
Данте переместился, неся Хэзер по лестнице, будто та ничего не весила. Его сила поражала — стройный и гибкий, восхитительный — пока она не вспомнила, кем он был: созданием ночи. Она поцеловала его в шею, затихла в сильных руках, в тепле его тела. Волосы Данте касались пальцев Хэзер, мягкие и влажные, они обрамляли его лицо черными вьющимися локонами.
Наверху Данте занес ее в первую дверь налево — в свою комнату. Пинком закрыв дверь, он прошел по замусоренному полу с уверенностью кошки, потом опустил ее на не заправленную постель.
Хэзер убрала руки с его шеи и обхватила лицо. Снова поцеловала. И пробормотала в губы:
— Зажги несколько свечей. Я хочу тебя видеть.
Данте подошел к бюро, взял зажигалку, потом размылся в движении по комнате; в результате горящие свечи замерцали, как вечерние звезды. Вернувшись к постели, он сел рядом с Хэзер. Посмотрел на нее, в нее, пламя свечей отсвечивало оранжевым на его кольцах, вдоль серег в ушах, в глазах. Он погладил ее щеку тыльной стороной пальцев, кольца холодили кожу.
Схватив за плечи, она потянула Данте на себя. Перевернула на скользких шелковых простынях и оседлала. Его руки заскользили вверх по ее бедрам.
— Когда я с тобой, так тихо, — сказал Данте низким хриплым голосом. — Гул прекращается.
Хэзер подумала о нем, стоящем на коленях на скотобойне, в оцепенении, шепчущем sanctus, sanctus, sanctus. Подумала о фотографиях, которые мельком увидела в портфеле Стёрнса.
— Я помогу тебе избавиться от него навсегда, — прошептала она.
И стянула с себя свитер, расстегнула лифчик. Бросила их на пол. Данте окинул ее горящим взглядом.
— Trèsbelle[63], — выдохнул он.
Улыбаясь, она провела пальцами по его груди, обвела маленькую татуировку в виде летучей мыши над сердцем. Потом нагнулась, коснулась языком затвердевшего соска. Данте с шипением втянул воздух сквозь зубы. Его пальцы запутались в ее волосах, когда она поцелуями прокладывала дорожку по плоскому животу к краю кожаных брюк. Хэзер расстегнула ремень, пальцы возились с застежкой и молнией на брюках; она хотела разорвать их зубами.
Наконец, она обхватила его. Твердый. Горячий. Бледный, как молоко. Шелковый на ощупь. Она провела пальцами по всей длине, затем коснулась языком. Низкий стон вырвался из Данте, и этот звук расшевелил огонь, тлеющий внутри нее. Он задрожал, мышцы напряглись под ее ласками. Его пальцы выскользнули из ее волос и прикоснулись к щеке, заставляя поднять взгляд.
— Моя очередь, — сказал Данте низким голосом, обхватывая ее руки, притягивая. Он опрокинул ее на простыни. Хэзер выгнулась под ним, прижимаясь сильнее, кожа к коже.
Данте сдернул с нее обувь, затем снял брюки и трусики, Хэзер подняла бедра, когда он их стягивал. Затем поцеловал внутреннюю часть бедер, его губы горели у ее кожи. Она застонала.
Порыв воздуха пронесся рядом с Хэзер. Она услышала два глухих удара и посмотрела на пол. Два развязанных ботинка. Кожаные брюки. Потом Данте растянулся над ней, голый, за исключением ошейника на шее, бледная кожа мерцала в свете свечей.
— Ты сжульничал, — прошептала она, скользя рукой по его груди, животу и спускаясь ниже, исследуя гладкую белую кожу и стальные мышцы.
Хитрая улыбка играла на его губах.
— Ты сможешь жульничать в следующий раз.
Он поцеловал ее, укусив нижнюю губу. Она втянула воздух, но боль прекратилась в тот же момент, как началась. Его рука погладила ее грудь, прошлась по бедрам, пробралась между ног. Хэзер задохнулась. Задрожала от удовольствия.
Данте переместился, его губы сомкнулись вокруг ее соска — целуя, посасывая. Он проследовал поцелуями от груди, через живот и ниже, волосы скользили по коже, как черный шелк, щекоча и вызывая мурашки. Он лизнул ее, и она выгнула спину, пока его губы и язык бросали ее в жар, пальцы разводили огонь.
Сжигающий изнутри.
На мгновение сомнение прокралось в ее грезы: Он не человек.
Но она вспомнила стук его сердца, звук скорби, колючий грубый запах боли. Вспомнила, как он накрыл своей курткой Джину. Вспомнила опустошение на лице, когда он смотрел на Джея.
Если это не человечность, то что тогда?
Время тянулось в бесконечном сумраке. Тело дрожало от касаний Данте, сокращаясь в спазмах удовольствия, сгорая с каждым ударом языка. Она затрепетала, интенсивность оргазма лишила ее голоса и оставила бездыханной.
Данте проложил поцелуями дорожку обратно вверх по телу Хэзер, голубой огонь горел везде, где он прикасался губами. Затем поцеловал ее, и она распробовала собственный вкус. Пока они целовались, она направила его в себя, лаская и подталкивая пальцами. Он застонал, войдя в нее.