Ты не сможешь сдержать его сам, Брат.
Люсьен свернул от заснеженного города, направляясь вверх, крыльями рассекая небо. Он повернул на запад. Черная ария Данте задрожала. И пропала. Люсьен подозревал, что его дитя влил последние силы в эту песню.
Время играть. Время превратить шепот в слова, а слухи в факты. Время ответить на молитву Женевьевы. Время пришло. Он справится с последствиями, когда они будут.
Я уничтожу мир за моего сына.
Хлопая крыльями, Люсьен завис в сером небе, снег таял на нагретой коже. Его тело излучало синий свет. Он сверкал, как звезда. Рассвет слабел. Увядая. Звезды снова зажглись в возобновляющихся сумерках.
Вестник ночи.
Люсьен запел свою песнь ночи, сердце билось в такт, переплетая музыку вокруг воспоминаний о песни хаоса Данте — блестящей и чистой — изменяя его арию в дуэт хаоса и порядка. Она зазвенела четко и ясно сквозь возвращающуюся ночь.
Падший в Данте ответит.
Ответит каждый Падший в диапазоне песни. Так же, как они бы ответили на Песнь Создателя Данте. Короткую, пожалуй, такую не слышал никто из Падших. Короткая, истинная, но могущественная.
И тогда начнется гонка.
* * *
Извращенец сидел на Данте, весом перекрывая воздух. Нож мерцал в правой руке Элроя. Ярость исказила его лицо. От него воняло табаком, потом и горькой похотью.
Наркотики все еще текли по венам Данте, и его мысли угасли, ушли, как вода во время отлива. Тело гудело, готовое взлететь, но наручники и вес Извращенца держали его на забрызганном кровью надувном матраце.
— Назови имя того, кого ты любишь.
Данте встретил сощуренный взгляд Элроя.
— Нет.
Лицо Хэзер, раскрасневшееся и прекрасное, вспыхнуло в его сознании. Ломаное изображение Хлои появилось перед глазами, затем исчезло, умерло. Образ бледного лица Джея и потухших глаз мелькнул следом.
— Она моя!
Элрой выделил слова с помощью ножа, нанося удары по Данте снова и снова, и снова. Избитый. Порезанный. Боль кружилась в нем, разрывая на части. Поглощая. Он задыхался в крови. Погружался в нее. Она пузырилась в легких, текла из носа, лилась из живота. Вспыхнул белый свет, мигая на границе видимости. Зажмурившись, Данте отвернулся. Боль разорвала его сознание.
Сдайся или используй ее, черт подери.
В воздухе витал аромат крови и кислого пота Извращенца. Его мысли эхом отозвались в уме Данте, словно ментальные ножи: «Трахал ли Данте Хэзер? Пил ли ее кровь? Просила ли она больше?»
Сдайся или используй ее, черт подери.
Нож скользнул между ребер Данте и остался там. Пальцы схватили за подбородок и развернули лицо. Боль сжигала. Данте прекратил сопротивляться и окунулся в бушующий огонь. Раскаленная добела, расплавленная плоть горела, пузырилась — тени плясали на подвальных стенах, плюшевая касатка тлела — все это поглотило его. Сожгло контроль.
Прах, прах, все мы падем.
Держи мою руку, принцесса. Мы пойдем вместе. На веки вечные.
Песня вибрировала в нем, хаотичная, повторяющаяся, темная. Мелодия сверкала гневом. Голод колотился в том же ритме. Сжигая.
Мрачная фигура восстала из праха. Пламя горело в венах. Он поднял голову. С открыл глаза.
— Достаточно, — сказал он.
Достигнув разума Элроя, С причинил ему боль, соединяющую в себе извращенное траханье и удары ножом. Насильно скармливая ему его же дерьмо.
Вот. Получи. И как тебе это гребаноечувство?
Рукой Элрой схватился за висок. Зажмурившись, он закричал, звук был сладкими для ушей С. Извращенец свалился с С и пополз по ковровому покрытию фургона, держась за голову и визжа.
Музыка «Inferno» лилась из колонок: Я жду тебя / Я наблюдал и смотрел / Я знаю все твои тайны.
Кашляя кровью, хватая ртом воздух, С дернул руками. Наручники тяжело ударились о стенку фургона. Втягивая воздух вместе с кровью, он потянул снова. Вкладывая ту малую силу, которая у него осталась в руках. Металл раскололся. Что-то выскочило. Черные пятна замелькали перед его взором. С опустил закованные в наручники запястья, смотря на крючок, болтающийся на цепочке.
Наручники были против созданий ночи, но крюк, приваренный к фургону, не был.
С передвинул закованные руки к ножу в боку, выдернул его и бросил на кровать. Он попытался сесть. Фургон стал вращаться. В глазах потемнело. Он опустил голову и подождал, пока головокружение пройдет.
Голоса шептали, вцепившись в мысли. Пот бисеринками выступил на лбу. Голод пронзал шипами. Ему нужна была кровь. Он выпустил разум Элроя из своей ментальной хватки. Крик прекратился.
С соскользнул с матраца и подполз к Элрою. Он толкнул голову Извращенца в сторону и вонзил клыки в потное горло смертного.
Я был в каждой комнате / твоего дома / и мечтал о тебе / желающей меня.
Кровь, горячая и ягодно-сладкая, полилась в рот С. Он делал глоток за глотком. Быстрое сердцебиение Элроя качало кровь так стремительно, что С не успевал глотать. Извращенец боролся. С врезал ему между ног. Борьба прекратилась. Страх и адреналин сделали вкус его крови во рту насыщенней.
Запах мускуса и едкий запах крови — крови С — наполнили воздух. Элрой Извращенец был горячим, возбужденным и твердым, даже сейчас, с клыками С в своей шее.
Как будто вся эта работа ножом и кровь были прелюдией.
Что-то холодное и темное сжалось вокруг сердца С.
Он très joli[69],как ангел. Играй с ним, как хочешь, но не клади ничего в рот. Мальчик кусается.
С вонзился клыками в горло Папы глубже. Ублюдок снова заерзал. Запахло отчаянием. Урод порезал Хлою. Он пытал ее так же, как пытал меня?
Образ темноволосой женщины с темными глазами вспыхнул в разуме С. Джина. Запах черной вишни изменил ход мыслей — Извращенец Элрой и Джина. Не Папа. Не Хлоя. Белый свет мигал на краю сознания.
Где я? Когда?
Песня вибрировала сквозь С, сверкая, словно восход луны. Он отодвинулся от плоти Элроя, наклонил голову, прислушиваясь. Закрыл глаза. Ритм его сердца изменился в такт музыке, резонирующей в уме — песня Люсьена.
Вестник ночи. Друг. Отец. Лжец.
Ритм затянул С в круговорот, затронув его сердце. Хоас и порядок. Сострадание и огонь. Он вздрогнул и отвернулся. С сорвал темные аккорды, гнев, тоска и потеря наполняли ответ в равной мере. Песня резала по сердцу, словно один из ножей Элроя.
Его собственный низкий голос змеился из динамиков:Я наблюдал за тобой, когда ты спала/ Я знаю, ты наблюдалаза мной тоже / Я видел твои следы / под моим окном.
Не мой. Голос Данте. Перед тем как он предал себя огню. Я возродился после пожара.
<Нет, дитя, нет>, — мысли Люсьена прорвались через наркотический туман, блокирующий связь.
Боль пронзила мысли С. Размывая его поле зрения. Тьма охватила его.
<Ты Данте Батист, сын Люсьена и Женевьевы. Не С. Не дитя монстров>.
«Неправильно, — думал С, голова болела. — Я С. Должен быть. Разве не поэтому умерли Джина и Джей? Разве не так я сохраню жизнь Хэзер?»
Песня Люсьена закончилась одним последним звонким аккордом, обещание звенело ясно, и лунный свет наполнил небо: Я иду за тобой.
<Не иди. Меня здесь не будет>, — мысли С исчезли, блокируемые помехами, болью и потерей крови.
С оттолкнулся от теплого, свернувшегося калачиком тела Элроя. Голод все еще владел им. Он взглянул на Извращенца. Воображая, как пьет кровь, иссушая его. Воображая, как разрывает его грудь и сжимает черное слабое сердце до тех пор, пока оно не превращается в мягкую массу.
Для тебя, Хлоя.
— Я могу помочь тебе! — закричал кто-то. — Я тебе чертовски нужен! Данте!
Зрение С прояснилось. Он оседлал Элроя, грудь смертного была обнажена, рубашка разорвана. Кровавые борозды покрывали плоть над глухо бьющимся сердцем Извращенца. Кровь сочилась из горла Элроя по проколотой, разорванной коже.