— Если у вас нет своего юриста, ваши интересы будет представлять государственный адвокат.
Он занес ногу для удара, но Эффи, скорчившись от боли, чуть отползла в сторону.
— Что вы хотите? Что вы делаете?
— Мы с тобой встречались однажды, — тихо сказал Мудроу, — но боюсь, что ты не вспомнишь, где и когда.
— Послушайте, мистер, я не понимаю, зачем вы меня сюда привели и так со мной обращаетесь. Если вы из полиции, покажите значок. Объясните, что вам от меня нужно. И пожалуйста, не бейте меня больше. — Впервые за многие годы она почувствовала себя беспомощной.
— Дело было на Шестой авеню. Помнишь, как ты сцепилась с товаркой из латинос. С той, что демонстрировала всем твою грудь. Как раз перед взрывом в «А & S». — Он расстегнул свою сумку и вытащил маленькую черную дубинку. Один край ее был загнут и заострен, как рыболовный крючок. Он поднял ее, чтобы Эффи могла хорошо ее рассмотреть.
— Знаешь, что самое страшное? Я шел по Шестой на встречу с моей старушкой, как раз напротив «А & S». Я опоздал на самую малость, и она сгорела. Ты поняла? Она сгорела.
Инстинктивно Эффи попыталась встать, но пронзительная боль в ребре ничего в ней не оставила от «крутого парня».
— Пожалуйста, не бейте меня больше.
— Я Правильно понимаю, что ты хочешь жить? Я могу это так понимать? Рита тоже хотела жить. И я хотел, чтобы она жила. Но не сумел ей помочь. — Он шагнул к Эффи. — Конец у тебя будет тяжелым. Приготовься к тому, что тебе будет больно. — Он перевернул ее на спину и вставил рукоять дубинки ей в зубы, засовывая все глубже, чтобы она ощутила вкус металла. — Что ты мне сейчас расскажешь? Ты ведь расскажешь мне то, о чем я у тебя спрошу?
— Расскажу. — Говорить, когда во рту кусок металла, оказалось трудно.
Он посадил ее, прислонив к стене.
— Если ты меня наколешь, — сказал он ровным голосом, — огонь покажется тебе теплой ванной.
Глава 23
Допрос длился долго. Пока Мудроу не убедился в том, что она говорит правду. Сначала он отказывался в это верить: всего пять человек и никакой помощи. А как же кубинцы? Где ливийцы? Аятолла? Он вытянул из нее всю историю «Красной армии», начиная с ее первой встречи с Музафером в Алжире, долгих, месяцами, тренировок и переезда в Соединенные Штаты — они пешком перешли границу с Канадой, и все, кроме Музафера, потребовали американское гражданство, право жить в родной стране.
Затем он продолжил, выспросив о каждой их операции во всех подробностях. И даже нашел в себе силы выслушать, как готовился взрыв на площади Геральд. Когда он наконец усвоил, что «Американская красная армия» — это пять человек (теперь уже четыре) и все они находятся в одном доме на тихой улице в двух милях отсюда, он едва не поперхнулся. Перед ним открылась гениальность этого замысла: всего пятеро, замкнутый образ жизни — все вместе — почти нет шансов, что тебя когда-то вычислят. Хотя понятно и то, что нельзя рассчитывать на безопасность, если готовить и совершать акции в одном месте. Даже если это место такой город, как Нью-Йорк. Рано или поздно постоянство и случайность пересекутся.
— Надеюсь, ты не врешь, — сказал он в десятый раз. Эффи не отвечала. — А если обнаружится, что ты врешь, обещаю тебе массу неприятностей. Во-первых, я привяжу тебе руки к ногам и запру в шкафу. Ты не проживешь больше четырех дней без воды, и если я не вернусь, ты просто усохнешь.
— Я говорю правду. — В голосе Эффи не было уже ничего, кроме безразличия. Утром она встала, приняла душ, оделась, позавтракала и вышла на улицу — все как всегда. Сейчас, когда она была один на один с Мудроу, внутри у нее саднило, голова тупо ныла. Как ни странно, ребро больше не жгло, а вот в ушах все еще звенело.
— Повтори, что вас всего пятеро.
— Мы боялись заводить информаторов. Могли продать. Музафер говорил, что, если о нас узнает хоть один человек, нас возьмут тепленькими.
— Кто вас обеспечил оружием?
— Кубинцы.
— Ты говорила, что вы его покупали.
— Покупали… У кубинцев.
— Почему ты не сказала сразу, что вы его купили?
— Это значило бы, что мы купили его на деньги Чедвика.
— Ничего это не значило бы. Говори правду и без всяких «значило бы». — Мудроу решил рявкнуть, чтобы по ее реакции определить, в силах ли она лгать, изображать, притворяться.
Но голос ее остался тихим и безучастным. Перед ним была просто женщина, ожидающая решения своей участи.
— Кто сейчас в доме?
— Джейн Мэтьюс и, наверное, Тереза. — При упоминании имени Джейн Эффи почувствовала тошноту. Ее чуть не вырвало прямо на полицейского, но позыв прошел, и она снова впала в состояние безразличия ко всему и ко всем на свете. — Джонни должен прийти к обеду.