– Ах, мисс Суонкорт, наша милая Эльфи! А мы слышали, как вы приехали. Вы собираетесь здесь остаться? Вы же наша маленькая мама, разве нет? А наша большая мама укатила в Лондон, – кричала одна из них.
– Позвольте мне обнять вас, – молвила другая, которая на первый взгляд казалась похожей на первую девчушку, но была поменьше ростом.
Их румяные щечки и желтые волосы вскоре скрылись в фалдах платья Эльфриды; она наклонилась и обняла их обеих.
– Это так странно, – сказала Эльфрида с улыбкой, обращаясь к Стефану. – В последнее время они взяли себе в обычай звать меня «маленькая мама», поскольку я очень люблю их и потому что как-то раз у меня оказалось платье, немного похоже на наряд леди Люкселлиан.
Два юных создания были благородная Мэри и благородная Кейт, которые обе едва ли достигли возраста, когда человеку под силу носить столь тяжеловесное звание. То были две дочери лорда и леди Люкселлиан, и, как это было уже сказано, их родители отсутствовали, а они остались в особняке сами, на попечении няни да гувернантки. Лорд Люкселлиан любил детей до безумия; и к своей жене стал относиться довольно равнодушно с тех пор, как она начала делать намеки, что не склонна порадовать его рождением сына.
Эти дети, сами того не сознавая, бежали к Эльфриде, ибо больше смотрели на нее как на необыкновенно милую и рослую представительницу их детского племени, чем на молодую взрослую. Возникло нерушимое правило, что, где бы она ни повстречалась с ними – в помещении или на открытом воздухе, в будний день или в воскресенье, – они по очереди обнимались с нею, прижимались на четверть минуты то к лицу ее, то к груди и разработали свою дивную систему бесчисленных ласковых имен и прозвищ для Эльфриды, на придумыванье коих так горазды наивные маленькие девочки.
Опасливые взгляды, кои девочки то и дело бросали на дверь, откуда они выбежали, привлекли внимание служанки, что появилась из этой же комнаты и положила предел сладкой свободе, кою вкушали благородные Мэри и Кейт.
– Я желала бы, чтобы вы жили здесь, мисс Суонкорт, – пропела одна из них тоненьким голосом, словно меланхоличный снегирь.
– И я хочу того же, – пропела таким же тонким голоском другая, как еще более меланхоличный снегирь. – Мама не играет с нами так мило, как вы. Я не думаю, что она сама-то умела играть, когда была маленькая. Когда же мы повидаем вас?
– Когда вам будет угодно, мои дорогие.
– И мы останемся у вас на ночь? Вот что я имею в виду под возможностью вас повидать. Мне неинтересно было бы смотреть на людей в шляпах да капорах, которые все стоят на ногах да прогуливаются туда-сюда.
– Как только вы получите разрешение вашей мамы, вы приедете к нам в гости и останетесь так надолго, как пожелаете. До скорого свидания!
Маленьких заключенных увели, а Эльфрида вновь перенесла внимание на своего гостя, которого она оставила стоять на другом конце галереи. Однако, взглянув по сторонам, она нигде его не увидела. Эльфрида заглянула в библиотеку, думая, что он мог присоединиться к ее отцу. Но мистер Суонкорт, которого теперь освещал радостный свет свечей в двух подсвечниках, по-прежнему работал один, распаковывая связки писем и бумаг и запаковывая их обратно, как было.
Поскольку Эльфрида не состояла в достаточно близкой дружбе с интересующим ее молодым человеком, чтобы оправдываться перед ним, то она, как настоящая юная леди, немедленно бросилась на его поиски, ибо это подсказывала ей порывистость, свойственная молодости, и так как в сердце ее нарождалось чувство, не в последний черед возникшее из-за дивного очерка его губ, то ей не хотелось бы упускать его из виду, а потому она, напрасно блуждая, медленно воротилась к дубовой лестнице, надувая губки и бросая по сторонам взгляды в надежде где-нибудь заприметить его мальчишескую фигуру.
Несмотря на то что дневной свет преобладал в комнатах особняка, его коридоры были погружены в полутьму, прохладную, печальную и молчаливую; и только стоя в коридоре да глядя вдаль, в светлые проемы за его пределами, можно еще было рассмотреть там кого-нибудь или что-нибудь. В одном из таких просветов она нашла боковую дверь со стеклянными панелями в верхней части, через которые проходил свет. Эльфрида отворила ее и обнаружила, что попала на вторую или внутреннюю лужайку особняка, коя была отделена от главной лужайки изгородью из кустарника.
И тут она увидела сцену, которая ее озадачила. Под прямым углом к фасаду того крыла здания, откуда она только что вышла, и в нескольких шагах от двери высилось другое крыло особняка, ниже первого, и в его очертаниях недоставало архитектурного изящества. Прямо напротив нее в том крыле здания находилось широкое окно, где были опущены жалюзи в озаренной светом комнате, кою они скрывали от глаз.