Annotation
"Взорванная тишина" - название одного из рассказов сборника, в то же время характеризует ту жизнь, что сложилась в России с начала Перестройки, до наших дней. Герои Виктора Дьякова: солдаты и офицеры, бизнесмены, рабочие, пенсионеры, люди молодые и пожилые, оказавшись в непривычной, "взорванной" обстановке, ищут новые ориентиры, каждый по-своему решая вопросы выживания и сохранения личности в эпоху перемен.
Виктор Дьяков.
ОТЛОЖЕННАЯ МЕСТЬ
1
2
3
4
«ТОЧЕЧНЫЕ» СТРАСТИ
1
2
3
4
НАВАЖДЕНИЕ
1
2
3
4
МЕТАМОРФОЗА
1
2
3
4
5
6
ОВСЯННИКОВ И МАША
НЕМЕЦКИЙ СОЛДАТ
1
2
3
4
5
ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЙ ЛИТЕРНЫЙ
1
2
3
ВЗОРВАННАЯ ТИШИНА
1
2
3
ПИСЬМО
1
2
3
В СТА СОРОКА КИЛОМЕТРАХ ОТ МОСКВЫ
1
2
3
4
5
6
ДОЛГ
1
2
3
4
5
6
ПРИХОЖАЯ СМЕРТИ
1
2
3
4
5
НЕОБЫЧНАЯ ИСПОВЕДЬ
1
2
3
Виктор Дьяков.
Взорванная тишина
(сборник рассказов)
ОТЛОЖЕННАЯ МЕСТЬ
1
Полковник Фурсов ожидал УАЗик к девяти часам, но минула уже половина десятого, а его всё не было. Фурсов, поглядывая на часы, прохаживался по пятачку, где обычно парковались гарнизонные легковушки и автобусы. На улице свежо, под ногами шуршали облетавшие с тополей листья – конец сентября выдался хоть и не холодным, но ветреным. Полковник, вернувшись в гостиницу, хотел позвонить в полк, но раздумал и поднялся в свой номер.
Он был зол, ехать в расположение полка, который ему предстояло принимать, совсем не хотелось. Но то, что уже на второй день по приезду, ему, новому командиру, не удосуживаются вовремя подать машину... "Чёрт знает что... бардак ... Не иначе этот везунчик Савельев напоследок выкобенивается, дескать, всё равно полк примешь, а мне плевать, я уже, считай, в Москве, тю-тю ребята, жрите здесь говно и дальше, а я как белый человек жить буду",- обида обжигала Фурсова.
Стояла осень 1990 года. По Вооружённым Силам катилась волна пятисоттысячного сокращения, ходили слухи о новых, ещё более масштабных. Как желанна, живительна, спасительна эта волна для одних, и как ужасна и губительна для других. Фурсов не радовался, не для того он делал карьеру, "грыз землю" ... чтобы вот так в сорок три года уйти, когда только разохотился получать весомые звания, должности и сопутствующие этому блага. Конечно, его карьеру не сравнить с армейской блатотой, теми, кто в тридцать лет, не нюхая пороха и солдатских портянок, уже командовали полками, а в тридцать пять становились генералами. Но в своей, "сермяжной" среде Фурсов котировался весьма высоко: в тридцать семь "вышел" на полк, в сорок стал полковником. Всё позволяло лелеять робкие надежды и на святая святых ...
Перестройка и явившееся её следствием сокращение ставили крест на этих честолюбивых замыслах. Полк, которым командовал Фурсов, сократили, а его самого переводили вот сюда, менять счастливчика-соседа, который уходил преподавателем в Академию. Вроде бы радоваться надо – остался на плаву, но Фурсов понимал – это тупик. Если начали сокращать полки, то за ними последуют дивизии, корпуса... уменьшится количество генеральских должностей и возможностей их получения. Нет, сейчас лучше куда-нибудь в сторону на тихую спокойную должность уйти, как это сумел сделать Савельев, переждать...
В дверь номера постучали, в комнату заглянул солдат водитель УАЗика:
- Товарищ полковник, я за вами.
Как и положено командирскому водителю это был рослый красивый парень в новом бушлате, и которому по армейским меркам давно уже пришла пора стричься. Из чего следовало, что он старослужащий, а бушлат либо снят с "молодого", либо получен от начальника вещевого склада за "особые" заслуги.
- Почему опоздали?- сидящий на койке Фурсов мельком взглянул на водителя и стал одевать только что снятые ботинки.
- Да тут...- водитель замялся,- на выезде был, подполковника Савельева возил.
"Так и есть, задаётся сынок ... С его связями, конечно, можно, но ведь и совесть иметь надо",- неприязнь к Савельеву вновь разгоралась,- "Ну ничего, подожди, полк-то не ты у меня, а я у тебя принимать буду, ты у меня двумя окладами не отделаешься". Фурсов завидовал, что у Савельева "рука" в Москве, что он на шесть лет его моложе, и, конечно, более всего, что он уходит из этой алтайской глуши в Москву, где у него не будет ни подчинённых, ни техники, ни боеготовности, из-за чего случаются выговора, несоответствия, задержки званий, снятия с должностей... Ох, как бы хотел Фурсов оказаться на его месте, перебраться на непыльную должность поближе к родным местам. Но увы, в то время когда мать Савельева работала машинисткой в Министерстве Обороны, его мать выращивала огурцы в Подмосковье.
В машине Фурсов несколько успокоился и подумал, что, вряд ли столь открыто Савельев посмеет обижать сменщика. Он решил "разговорить" водителя:
- А куда это ты возил командира?
- Да тут, кругом,- водитель, не отрывая глаз от дороги, сделал круговое движение головой, как бы обводя все окрестности: военный городок, склады, ленту шоссе, степь, и смутно видневшиеся в тусклой дали предгорья.
- Сбежал, что ли кто?- спросил Фурсов, и когда водитель утвердительно кивнул головой, на его лицо обозначилось удивление – чего это командир полка сам ездит на поиски беглеца, как будто нет командиров дивизионов, рот, батарей...
- ЧП у нас, товарищ полковник,- понизив голос, сообщил водитель.- Вчера вечером сержант из роты связи убежал. Всю ночь искали, а сегодня утром вон там, в рощице у речки нашли – повесился,- он энергично завертел баранку – машина сворачивала к КПП полка.
Фурсов окончательно остыл, уяснив, что причина, по которой машину за ним вовремя не послали более чем уважительная – труп в полку. Он уже не завидовал Савельеву, ибо отлично знал, какая жуткая нервотрёпка ожидала того в ближайшую неделю-полторы.
"Слава Богу, что я полк ещё даже не начал принимать",- с облегчением подумал Фурсов, выходя из машины у штаба полка. Кругом царила тревожная суматоха – все готовились к приезду комиссии из штаба корпуса, неминуемого следствия ЧП. Задача той комиссии, вывернуть всё на изнанку, начиная от боеготовности и кончая портянками и конспектами офицеров по маркистско-ленинской подготовке. Обычно это сопровождалось придирками не по делу, обязательным выпивоном и закусью задарма. Затем следовали оргвыводы, и с чувством выполненного долга комиссия уезжала назад в большой город, а униженные и оскорблённые оставались здесь, в степи... тащить службу, нести боевое дежурство, бороться с неуставщиной... переносить все тяготы и лишения...
2
Савельев сидел за столом в своём кабинете и выглядел в соответствии с ситуацией: мешки под глазами, выступившая щетина и взгляд человека готовящегося к жестокой пытке. Фурсову было хорошо знакомо чувство, когда берёшь трубку и, стараясь не выдавать голосом волнения, начинаешь докладывать комкору о том, что во вверенном тебе полку случилось... Фурсов с искренним сочувствием во взгляде пожал Савельеву руку.
- Такие вот дела Александр Васильевич, слышал, труп у нас,- устало, с тоской сказал Савельев.- Так что с приёмо-сдачей придётся повременить... Ты уж извини.
- О чём разговор, Николаич, сам в той же шкуре хожу... В корпус доложил?
- Как нашли сразу,- так же пасмурно отвечал Савельев.