Соримен подошел к окну и, отогнув край занавески, посмотрел на улицу. Ни одного огонька, ни единого звука. Он коротко вздохнул и вернулся к столу. Комнату освещал фонарь, работавший на аккумуляторе. Усталое, с темными кругами под глазами лицо Лори при слабом свете фонаря казалось старым. В этом году ему исполнялось пятьдесят пять, но выглядел он сейчас намного старше. Резкие складки морщин вокруг крупного носа и рта, тяжелый с глубокой ямочкой подбородок, широкие кустистые брови делали лицо грубоватым. Но в больших карих глазах Лори было столько тепла и доброты, что человек, вглядевшись в них, невольно испытывал к нему симпатию.
Лори обхватил ладонями корпус фонаря, чтобы хоть чуть согреться. В доме было не намного теплее, чем на улице. Топили дровами и углем. Соримен пытался разжечь печь, но у него ничего не получилось, и он решил ограничиться керосинкой и фонарем. Дом принадлежал одному из обходчиков-железнодорожников. Хозяин был в пикете. После обеда из столицы в Лин прикатила дрезина. Пятьсот километров она при полной зеленой улице преодолела за четыре с половиной часа. Лори знал машиниста дрезины. Передав Соримену предназначенные для него сообщения, он покатил дальше. Забастовка связистов и транспортников создавала проблему связи и для самих забастовщиков.
После встречи с машинистом Соримен провел здесь же в доме короткое совещание с руководителями рабочих отрядов. С ними он уехал затем в город и вернулся уже в пеовом часу ночи. С тех пор сидел и ждал Дюка и Дафина. Последнего он готовил к приему в партию. Тихий и стеснительный на вид техник совершенно менялся в деле — становился дерзким, находчивым и отчаянно смелым.
Лори вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо номер «Справедливости» и начал перечитывать полуподвал, посвященный профессору Фэтону. Оказывается, мировую общественность трагедия профессора волновала куда больше, чем самих аранцев.
Лори вздрогнул и испуганно застыл, когда кто-то громко постучал в оконный переплет. Он не услышал шума мотора. Приехали, наконец, Дюк и Дафин. Всего несколько минут потребовалось им, чтобы выгрузить автоматы и патроны. Склад оружия устроила з глубоком подвале, вырытом под полом прихожей домика.
Дафин сразу уехал. Грузовичок дядя дал ему всего на три часа.
Соримен надел пальто, плотно укутал шею махеровым кашне. Пора было расходиться по домам.
Шли молча. Прощаясь с Шэттоном, Лори крепко пожал ему руку.
— Не исключено, — тихо заметил он, — что армия вмешается в наши дела и первым делом попытается занять заводы и фабрики. Имейте это в виду. Рабочим ни в коем случае нельзя покидать территории своих предприятий. Там мы хозяева положения. Не вздумайте вступать в перестрелку с солдатами. Если мы и вынуждены будем употребить оружие, то только против погромщиков и фашистов. Никаких авантюр, Шэттон. Вы меня поняли?
Соримен чуть пригнулся, заглядывая Дюку в глаза.
— Все понял. Можете не беспокоиться. Никаких глупостей с нашей стороны не будет.
Соримен удовлетворенно кивнул и, еще раз крепко пожав руку Шэттону, ушел.
Перестраховывается старик. Не раздражай, не дразни гусей, не бей, не убий… Как будто революция возможна без насилия.
Дюк поднял воротник шубы. Час-другой бы поспать.
В широко распахнутую дверь автомастерской били два снопа яркого света фар «Дракона». Бейт и Уэбер проводили детальный осмотр помещения. Кто-то очень старательно уничтожил здесь все следы, тщательно протерев тряпкой пол, стол, подоконник, оконные рамы и даже стекла.
Мастерская почти под самый потолок была завалена старыми моторами и другими деталями автомашин, покрытыми слоем отработанного машинного масла. Свободным в помещении было только крохотное пространство v стола, плотно придвинутого к окну.
Бейт не без основания подозревал, что уничтоженные следы — дело рук Пекки, бывшего хозяина мастерской. Именно этим он и занимался здесь днем. Либо Пекки и его хозяин почувствовали слежку, либо работа Пекки — нормальный акт предосторожности. Как бы то ни было, а поработал он на совесть.
Правда, под столом Дине удалось все-таки обнаружить половину следа каблука обуви сидевшего за столом человека, и на стене — след от носка. Видимо, человек сидел за столом, вытянув ноги и упершись носком ноги в стену.
По просьбе Дины Бейт отодвинул стол и посветил фонариком в угол. Там валялось несколько окурков. Уэбер было обрадовалась, но преждевременно — окурки оказались старыми.
Бейт вытащил платочек и осторожно стер с лица девушки маслянистое пятно. Дина покорно стояла, глядя в сторону. Неожиданный порыв Эда смутил ее. Она чувствовала, что он относится к ней совсем не так, как, например, инспектор Яви. Сдержанная и даже суровая по натуре, поступок Эда она восприняла, как недопустимую вольность. Машинным маслом было испачкано не только ее лицо, но и руки, и даже юбка. Сейчас Дина сожалела, что не догадалась захватить с собой более подходящую для работы в таком грязном помещении одежду. И пол, и стол, и даже оконные рамы были покрыты слоем застарелого машинного масла.
Двое полицейских, которых Яви с большим трудом вытребовал у Муттона, стояли на охране ворот.
Сам инспектор и Котр занимались поисками Дзиста.
Дина направила яркий луч фонаря на груду железа. Бейт вопросительно посмотрел на девушку. Он, пожалуй, и сам смутился своей вольности не меньше Дины.
— Не думаю, чтобы кто-то трогал этот хлам, по крайней мере, год назад, — нарушил молчание Эд. — Здесь столько же грязи, сколько и железа.
— Все-таки не мешало бы заглянуть по ту сторону, — с сомнением заметила Дина.
Бейт оценивающе окинул взглядом преграду. Можно было предположить, что с другой стороны пустота.
— Чтобы разобрать эту гору, нужна целая бригада, — устало улыбнулся Эд. — Придется выносить во двор. Не думаю, что работа имеет смысл.
— Пожалуй, ты прав, — согласилась Дина. — Через нее ничего не перебросишь. Давай еще раз обследуем пятачок.
Снова началась нудная работа. Бейт, подсвечивая себе фонариком, осматривал корявую поверхность сложного переплетения металла. Работал он без особого интереса. Кому могло прийти в голову трогать руками по-крытые маслом железки.
Дина, вооружившись большой лупой, снова тщательно осмотрела стул, затем перешла к столу. Через каждые четверть часа она разгибалась: от перенапряжения болела поясница.
Часы уже показывали четыре утра, когда, потеряв всякую надежду на удачу, Бейт и Уэбер покинули мастерскую.
А инспектор, Котр и Софи всю ночь мотались по городу и его окрестностям в поисках капитана Дзиста. Объехали всех знакомых и даже малознакомых ему людей, у кого он, по предположению Софи, мог быть.
Весть об исчезновении капитана Дзиста испортила настроение инспектора. Дзист представлял собой реальную возможность выйти сразу на похитителей, и он исчез.
Дурное расположение духа инспектора усугубил комиссар Муттон. Вернувшись из столицы, он демонстративно не явился на вызов инспектора, а потом категорически отказался предоставить в распоряжение следственной группы двух полицейских. Мало того, он потребовал от Яви, чтобы тот вернул капитана Котра в гараж для исполнения им своих непосредственных обязанностей.
Только угроза Яви обратиться непосредственно к Президенту с жалобой на комиссара линской уголовной полиции заставила Муттона отступить. Инспектор понял, что кто-то настраивает Муттона против него, и исходит это от лиц, по каким-то причинам не заинтересованных в успехе проводимого им расследования.
Снайда не было ни в комиссариате, ни дома. Яви хотел пожаловаться на Муттона, что тот отказался выделить полицейских для Бейта и Уэбер. Стоило разобраться, почему Муттон вернулся из столицы таким обнаглевшим. Но времени не было: Софи и Котр ждали, когда инспектор закончит выяснение отношений с Муттоном и займется поисками капитана Дзиста, либо поручит дело Котру.