Генерал Куди заявил представителям прессы, что он ни в чем не считает себя виновным, поскольку действовал в интересах государственной безопасности и в условиях чрезвычайного положения, введенного в городе законным путем. Поэтому претензии профессора Гинса считает вздорными, а его позицию безнадежной. Генерал Куди в свою очередь подал заявление в аранский государственный суд, которое содержит требование о привлечении профессора Гинса в соответствии со статьей 12, пункт «В» Уголовного кодекса Арании к ответственности за ведение внутри страны открытой коммунистической пропаганды, а также за сговор с преступниками, совершившими нападение на представителей власти и освободившие профессора из-под законного ареста. Заявление генерала Куди было принято Государственным судьей. Оба дела обещают быть чрезвычайно интересными. Политическая оппозиция принимает все меры к тому, чтобы эти судебные процессы стали ее главными козырями в борьбе за кресло Президента. Все громче и чаще раздаются голоса левых, требующих равных по сравнению с другими прав коммунистической партии Арании, и прежде всего отмены запрета, ставящего ее вне закона…»
«Линский феномен» поместил на первой странице коротенькую информацию. «Линский забастовочный комитет объявил в городе всеобщую забастовку. Вновь прекратили работу транспортники, связисты, работники местной и государственной торговли, коммунальных служб, энергетики, рабочие пищевого комбината, завода электронных приборов и других промышленных предприятий города».
В два часа дня с крыш столичных небоскребов на улицы полетели десятки тысяч листовок. Люди одним взглядом прочитывали короткий текст и устремлялись к площади Справедливости.
Дюк и Соримен, все прибавляя шаг, направлялись туда же. Соримена вызвали в столицу на экстренное совещание, и он пригласил с собой Дюка.
Левая фракция в Центре объединенных профсоюзов потерпела поражение, и в связи с этим компартия резко меняла тактику борьбы. Теперь не имело смысла поддерживать Центр, заявивший о своей полной лояльности правительству.
Дюк и Соримен пришли на площадь к самому началу митинга. Неизвестно, каким образом на балконе второго этажа одного из зданий появились микрофоны и усилители.
С того места, где стояли Дюк и Соримен, оратор казался всего-навсего темным пятном на фоне белой стены. Поперечник площади имел больше километра.
— Граждане! — начал оратор. — Вы, наверное, прочитали текст листовок. Правительство снова обмануло нас. Инфляция давно с лихвой перекрыла унизительную десятипроцентную надбавку к зарплате, а частный бизнес и не думает выполнять декретное требование о замораживании цен. Бизнесу некогда заниматься нашими нуждами и страданиями. Вы все слышали и видели выступление профессора Фэтона. Бизнес старается все, даже достояние всего человечества, использовать для своих шкурных интересов.
Соримен по голосу узнал оратора — заместителя Митта по партии Кинемана.
— Вы должны знать, граждане! — продолжил он. — Столица окружена частями регулярной армии. Генерал Зет давно уже готовит военный переворот. Ему не дают покоя позорные лавры душителей свободы и демократии.
Центр объединенных профсоюзов продался врагам народа, всадив в самый ответственный момент рабочему классу и всем нам нож в спину.
Нам не нужны такие защитники! Нам не нужна военная хунта и генералы зеты! Если он немедленно не будет выведен из состава правительства, завтра утром никто в стране не выйдет на работу! Пусть враги знают нашу силу. Долой душителей свободы и демократии!
Десятки тысяч людей в едином порыве выбросили вверх правые руки с туго сжатыми кулаками. Десятки тысяч голосовых связок вытолкнули в пространство крик — «долой!»
У Дюка мурашки побежали по телу. Он сам не мог понять, что заставило его выбросить руку и крикнуть: «Долой!»
Кинеман поднял руку, но площадь не успокаивалась.
— Если надо, — закричал он в микрофон, — мы все, как один, выйдем на баррикады и не пустим в город ни одного солдата! Мы требуем отставки генерала Зета! Мы требуем свободы компартии Арании и удовлетворения всех наших требований!
Бурную реакцию толпы на заключительные слова Кинемана заглушил рев авиационных моторов.
Над площадью повис тяжелый военный вертолет.
— Внимание, внимание! — загрохотал в поднебесье металлический голос. — Немедленно очистить площадь! Через пятнадцать минут мы открываем огонь!
Толпа онемела то ли от страха, то ли от неожиданности. Такого еще никогда не бывало, чтобы военная авиация вмешивалась в сугубо земные дела.
— Спокойно, граждане! — воспользовался паузой Кинеман. — Без паники! До скорой встречи на баррикадах!
Площадь пришла в движение. Люди потянулись к двум широким выходам на прилегающие к ней улицы. Через десять минут площадь опустела. Мостовая, покрытая множеством грязных, затоптанных листовок, производила тягостное впечатление. В то же время было в ней что-то символически тревожное, предвещавшее взрыв.
Окинув последним взглядом площадь, Шэттон побежал, догоняя Соримена.
Лори спешил. Через двадцать минут в сторону Лина уходил скоростной экспресс.
Глава двадцать пятая
КРИЗИС
Генерал Зет грузно вышагивал по своему огромному кабинету, заложив руки за спину и пригнув лобастую голову.
Поперек кабинета лежала узкая золотистая полоска скупого зимнего солнца, которое пробивалось через щель неплотно сдвинутых оконных портьер. Генерал не любил дневного света и работал в любое время суток при электрическом освещении. Будь он сейчас в обычном состоянии духа, он приказал бы адъютанту плотнее задвинуть портьеры и изгнать из кабинета так бесцеремонно вторгшееся солнце. Но генерал рвал и метал. Уже вся страна знает о том, что он готовит военный переворот. Откуда?! Как?! Неужели в Военный комитет проник агент правительства? Как информация о заговоре могла стать достоянием самого Президента?!
Генерал резко остановился и замер, упершись взглядом в лакированную поверхность стола, как бык, выученный для корриды и увидевший вдруг красную тряпку.
Слово «коммунисты», казалось, сформировалось само собой из хаоса осаждавшего генерала вихря вопросов. Оно возникло вдруг, будто перегородив, наподобие шлагбаума, сознание генерала.
В ничтожные доли секунды остановленные неожиданной преградой мысли сбились в плотный клубок, приведя Зета в полное замешательство.
Но вот он встрепенулся и грохнул кувалдообразным кулаком по столу.
— В них все дело! — громко сказал он.
Генерал медленно обошел стол и осторожно опустился в кожаное кресло. Со стороны он сейчас был похож на успокоившегося человека.
На самом деле он просто боялся упустить ниточку, потянув за которую надеялся распутать плотный клубок так внезапно застопоренных мыслей. Зет заново решил осмыслить ситуацию.
Конечно, в Военном комитете нет агента правительства. Основная щель, через которую утекает информация о готовящемся заговоре — это коммунисты, отбывающие в армии действительную службу: рядовые, младшие офицеры, а может быть, даже и некоторые старшие, глубоко законспирированные под лояльных правительству и армии военнослужащих. Они следят за всем, что происходит в воинских частях, подмечают любые изменения в них, шпионят за своими командирами и регулярно подают информацию своему ЦК.
Руки Зета, спокойно лежавшие на столе, дрогнули, он отвалился на спинку кресла. Эту опасность следовало учитывать с самого начала, а ее не учли. Генерал вспомнил свой недавний разговор с полковником Райном, присланным Куди с сообщением, что линский гарнизон готов к выполнению любой задачи.
Полковник рассказал много интересного об офицерах своего гарнизона, об их настроениях, политических убеждениях. Побольше бы армии таких, как Куди и Райн. Первый готов выполнить любой приказ, второй способен видеть и понимать армию такой, какая она есть. Тут еще этот проклятый линский профессоришка затеял скандальную тяжбу с генералом Куди. Больше генералу делать нечего, как таскаться по судам.
Похоже, что заговор раскрыт. В Государственном совете почти открыто обвиняют его, генерала Зета, в готовящемся военном перевороте. Сегодня на вечернем заседании Президент наверняка поставит вопрос об его отставке, тем более, что того же требуют и смутьяны. Гнилой либерал, всю жизнь идет на поводу у толпы. Если умеренные демократы проголосуют за отставку, придется ускорить мятеж. Иного выхода нет. Фактически мы готовы к выступлению. Но слишком сложная ситуация, слишком…