— Мам. — Голос его сделался вкрадчивым и заискивающим. — А вот если бы у нас был желтый попугай, то и денежки бы водились.
— Не мели чушь, — отрезала Валерия Михайловна.
— И вовсе не чушь. Сплошная истина. Мне один мужик сказал, что желтые попугаи — к деньгам. А я — Олегу Пономареву, он тут же на Птичку съездил, желтого попугая привез, и его мама клевую работу нашла.
— Рома, ты не маленький, зачем тебе попугай? Достаточно и того, что у нас собака, да еще такая большая. Мало того что я каждый день ей по огромной кастрюле еды готовлю, так еще не знаю, куда от ее шерсти деться. Никогда у нас такой грязи не было. А ты хочешь мне новой работы прибавить.
— У Лешки салфетки есть, которые грязь оттирают.
— Полы салфетками не моют.
— Но Дик вон какой огромный, а попугай малюсенький, сколько ему корма надо? Он, кроме зерна, ест все, что люди едят. А в доме у нас он сначала будет чирикать, а потом разговаривать. Разве это плохо? Ну скажи, чем он тебе помешает?
— Еще грязи добавится. Зарастем совсем. А тебе очень скоро за ним убирать надоест, я знаю.
— Тогда Лешка будет, — бесхитростно сказал Ромка. — Но это вряд ли. Мне не надоест. И клетка у меня уже есть, сам купил, с колокольчиком. У нас сразу весело станет. И денег я на него не прошу, они у меня есть, я их давно накопил и на клетку, и на птичку. Ну ладно, мам?
Скрипнула входная дверь, в комнату, виляя мокрым хвостом, вбежал Дик. Он бросился к Лешке, а на полу остались следы грязных лап.
Валерия Михайловна обреченно махнула рукой.
— А! Делайте, что хотите.
— Вот спасибо, — обрадовался Ромка.
Он взял в ванной тряпку и, оглядываясь на мать, принялся усердно подтирать грязь.
— Спасибо, Рома, — тут же откликнулась Лешка.
— Подумаешь там. Не за что. Ты Веньке позвонила? А сказала, что срочно нужно?
— Он и сам знает.
— Прекрасно. — Бросив тряпку, Ромка довольно потер руки. — Кажется, что-то наклевывается, да? А если окажется, что все предки Никиты — Н.Н., то нужно будет проникнуть к его отцу и поглядеть, не стоят ли там знакомые книжечки. Как бы это сделать, а?
— Проще простого. Пусть Артем скажет Никите, чтобы тот попросил отца показать нам его библиотеку.
— Верно! Больная, а соображаешь. Скорей бы Темка ответ прислал!
Венечка позвонил поздно вечером.
— Артем только что ответил, — сказал он. — Вот что он пишет. Отца Никиты зовут Николай, а деда — Никита. А прадеда — опять Николай. Традиция у них такая в семье: называть детей в честь дедов. Так что все они Николаи Никитовичи и Никиты Николаевичи. Короче, Н.Н.
Ромка с торжеством посмотрел на сестру.
— Так я и думал! Венька, ты напиши, пусть этот Никита скажет отцу, что одному нашему другу срочно нужна его библиотека, так как он историей увлекается, и ему надо доклад подготовить.
— Ты Славку имеешь в виду? — спросил Венечка.
— Кого же еще.
— Правильно. Он хорошо в старинных книжках разбирается и в самом деле историю любит. А в нас Никитин отец сразу признает дилетантов.
— Лично я — не дилетант, — обиделся Ромка. — Я много всего знаю и тоже мог бы поговорить с ним о всяком разном. Не обязательно ведь о Шильдере и истории. Можно и о философии, например.
— Надо же, какая самоуверенность, — проходя мимо, сказал отец, легонько хлопнув сына по макушке.
Ромка обернулся.
— Чего?
Олег Викторович направлялся в ванную, но услышал Ромкино заявление и не смог не остановиться.
— Самоуверенность, говорю, у тебя чрезмерная. Ты что же, думаешь, что достаточно проштудировать мою «Анатомию мудрости», чтобы считать себя всезнайкой? А знаменитая сократовская фраза: «Я знаю, что ничего не знаю», тебе на глаза не попадалась? Она там тоже есть.
— Зато я другую знаю. «Лучшее средство от обиды — прощение», — провозгласил Ромка. — Так Сенека сказал. Потому я тебя, так и быть, прощаю.
— Он до Сократа еще не дошел, — выдала брата Лешка.
— И вовсе нет, я все прочитал. Только Сократ не прав. Не совсем то есть прав. Я, конечно, согласен, что знаю не все, но ведь я не взрослый, я только учусь. И даже при этом у меня уже достаточно знаний, и с каждым днем их становится все больше.
— Понятно. Значит, Сократ для тебя не авторитет?
— Ну почему не авторитет. Просто он имел в виду вопросы мироздания, а не обычную жизнь.
— Что в тебе замечательного, так это память, — решив отложить дискуссию, отметил Олег Викторович.
— Вот видишь, определенные достоинства у меня все же есть, — отпарировал Ромка. — А если поглубже покопаться… Еще и не то обнаружишь!