Айона осторожно приподнялась на локтях. Внутри все обрывается, когда слышишь первый аккорд, и все хлопают, а группе приходится играть на октаву ниже, потому что певец уже не тот, что прежде.
— Я терпеть не могу, когда песни, которые для меня так много значили, исполняют плохо, — заявила Мэри, сердито нахмурив темные брови. — Я не могу смотреть, как эти люди выходят на сцену, — постаревшие, потолстевшие, в морщинах, — и поют слова, от которых у меня раньше внутри все переворачивалось, как будто для них это просто страницы истории.
— Но ведь так оно и есть, как я представляю, — сказала Айона. Раньше она и не задумывалась, что быть рок-звездой — тоже профессия. — Они же этим зарабатывают на жизнь. Ведь от бухгалтеров никто не требует в сорок лет оставить свою работу и переквалифицироваться, да? А им что делать? Пойти учиться на инспектора дорожного движения?
— Я отлично понимаю. Но мне кажется, что меня жестоко обманули, и песня для меня значит больше, чем тот, кто поет ее, и когда я в таком настроении… — Мэри, которая, казалось, собиралась что-то еще сказать, замолчала.
— Ты чувствуешь, что с тобой разделались. Я понимаю, о чем ты, — подтвердила Айона, и они сидели молча, пока играла песня «С тех пор как тебя люблю».
Сердце Айоны так и прыгало в груди. «Лед Зеппелин» и правда единственная группа, в которой певец интересует тебя ровно до тех пор, пока не начнет играть гитарист.
— Он просто уже стал совсем другим человеком, — грустно констатировала Мэри.
— Я знаю, — разочарованным голосом простонала Айона. Не то чтобы она отвергла певца, если бы до этого дошло дело. — Все стало не так с тех самых пор, как он отрастил челку и начал носить вместо облегающих джинсов кожаные брюки. — Мэри с удивлением вскинула голову. — Ты о Роберте Планте, да? — с надеждой спросила Айона.
— Айона, я говорю о Крисе.
Айона положила себе ладонь на голову. Тяжелый день на работе, красное вино, занятия вождением, дурные мысли. Вот поэтому она и опьянела. В таком состоянии легко впадать в транс и мечтать о «Лед Зеппелин», но совершенно невозможно помочь лучшей подруге разобраться с ее совершенно реальными проблемами.
— Когда, Господи, как же мне стыдно, когда мы перестали говорить о «Лед Зеппелин» и заговорили о Крисе? — Она с трудом подавила желание спросить у Мэри, как эти разные темы даже появиться могли в ходе одного и того же разговора. Этот вопрос уже диктовало красное вино.
— Пусть мне совершенно не хочется потакать тебе в твоих подростковых рассуждениях о сущности славы, — произнесла Мэри на одном дыхании, — я все-таки сформулирую это на понятном тебе языке. Крис и я познакомились, когда он был совсем молодым и страстно мечтал спасти мир, и я по глупости решила, что это очень привлекательно. Теперь я повзрослела и поняла, что в некотором роде это и привлекательно, но только тогда, когда все показывают в голливудском фильме, где Джулия Робертс играет «Ангела Мостара[70]». А в жизни это тяжелый и неблагодарный труд, и теперь мне кажется, что даже Крис терпеть не может эту работу.
— Но он уехал, чтобы этим заниматься! Или как? — спросила Айона, потирая голову. — Или я чего-то недопоняла?
— Да, но все же, Айона, мне кажется, что Крис ненавидит свою работу. Он просто выбрал для себя это место. Как мне кажется, он завидует, что я тоже могу помогать людям, но получаю за это больше денег и работаю в помещениях, где стены разрисованы плакатной краской.
Айона пристально посмотрела на нее. В голове у нее все как-то пошатывалось, — прямо как ее папаша на Рождество, — и было не сосредоточиться, — как бы она ни старалась внимательно слушать Мэри, слух ее, под действием, возможно, пинты водки с апельсиновым соком, постоянно переключался на икающий ритм ударных в песне «Там, на черепицах».
Чтобы все же переключиться на Мэри, Айона взяла в рот большой палец и укусила его. Пора протрезветь. За последние полчаса чайник закипал уже дважды, но оба раза им обеим было лень встать и пойти сделать кофе.
— Айона, Крис не собирается возвращаться, — мягко проговорила Мэри. — Он думает, что нам лучше развестись и… понимаешь, я тоже так считаю.
— Мэри… — Айона протянула к ней руку. — Мэри, мне так жаль. Но ты с ним была несчастна. — И мне казалось, что я виновата в том, что позволила тебе быть такой несчастной. Айона подумала об этом, но не стала говорить вслух.