Ник морщит нос.
— Можешь, пожалуйста, не упоминать взрывы, когда ты так близко от моего члена? Я тут на волоске.
Рассмеявшись, Джей стягивает с Ника трусы с Капитаном Америкой. Ник ойкает и весь напрягается. Потом его пальцы оказываются у Джея на голове, царапают стрижку, тщетно пытаясь найти, за что ухватиться. Джей снова смеется. Потом, облизнув губы, наклоняется и берет член Ника в рот.
На вкус он как яблочный гель для душа с нотками пота и мускуса, симпатичный и сильно течет. Яйца симпатичные тоже. Джей медленно перекатывает их на ладони, представляя, как будет растягивать удовольствие, пока Ник не превратится в дрожащее от страсти желе, как взорвет парню мозг, но…
— О черт! — стонет Ник, и все резко заканчивается. Содрогнувшись, он выстреливает соленой струей Джею в рот. Когда Джей отстраняется, Ник закрывает ладонью глаза. — О боже. О боже. О черт.
Все еще прикрывая глаза, он, извиваясь, натягивает белье. Джей перестает улыбаться.
— Ник?
— Э… да. — Ник сглатывает, свободной рукой дергая джинсы вверх. — В общем, это… мне, наверное, лучше уйти. Удалиться с позором. Ну… смертельно униженным или типа того.
— Эй. — Джей берет его за запястье и мягко снимает его ладонь с глаз. — Что случилось?
Лицо Ника пылает, и он не может смотреть Джею в глаза.
— И-извини. Извини.
— Но за что?
Ник смотрит на него, как на психа.
— Ну… за то, что опозорил имя семьи и унизил всех своих славных предков, когда кончил типа мгновенно? За пятнадцать секунд. Чувак, я считал.
— Знаешь, когда мне впервые предложили сделать минет, я обкончал той девчонке весь свитер, как только она открыла рот, — говорит ему Джей и внутренне содрогается.
— Правда? — В голосе Ника проскальзывает нотка надежды. — И теперь ты вспоминаешь тот случай со смехом?
— Угу, — отвечает Джей. — Хотя тогда смеялась только она.
— Упс. — Дергая ворот футболки, Ник пожевывает губу. — Значит… ты не станешь надо мной смеяться?
— Не стану. — Но улыбка все-таки тянет уголки его рта вверх. — Это был своего рода комплимент, разве нет?
К счастью, Ник тоже теперь улыбается.
— Ну не знаю. В таком состоянии я мог бы кончить от сквозняка.
— Окей. — Джей похлопывает его по бедру. — Тогда не буду задирать нос.
— Уж постарайся, — бормочет Ник, но его улыбка становится шире. А румянец красней.
Джей забирается на диван и кивает на ноутбук.
— Хочешь, посмотрим еще одну серию?
— Окей, — говорит Ник. Его плечи опускаются, и он опять расслабляется. — Клево. Давай.
***
Около полуночи Ник уходит.
Джей уносит стаканы и пустую миску из-под чипсов на кухню. Там, поедая мороженое из картонки, разгуливает в халате и тапочках его мать.
— Ты же не развращаешь ребенка? — спрашивает она.
— Ему восемнадцать. — Джей ставит стаканы и миску в раковину.
— Джей, я видела, на чем он уехал. На велосипеде.
— И тем не менее, ему восемнадцать.
— Хорошо, — произносит она. — Потому что я не собираюсь продавать этот дом, чтобы нанять тебе адвоката.
— Буду знать.
Она втыкает ложку в мороженое.
— Раз уж мы выяснили, что я воспитала тебя достаточно хорошо, то когда я с ним познакомлюсь?
— Как насчет никогда?
Дженис приподнимает бровь.
Джей вздыхает.
— Слушай, у нас ничего серьезного, ясно? Мы просто общаемся, а потом он уедет в свой колледж, а я в Аргентину.
— И что? Мне нельзя познакомиться с мальчиком, которого ты приводишь в наш дом? Джей, я хочу поздороваться с ним, а не планировать вашу чертову свадьбу.
— Которая все равно никогда не случится.
— Я знаю. — Дженис протягивает ему мороженое. — Ты как отец. Волк-одиночка.
Его рука замирает над решеткой для мокрой посуды, откуда он собирался взять ложку.
— Что?
Она пожимает плечами.
— О, я не имею в виду, что твой отец был несчастлив или что мы жили во лжи. Просто он был интровертом. Как ты.
— Я не интроверт.
— Интроверт не то же самое, что отшельник, — говорит она. — Интроверты перезаряжают свои батареи, находясь в одиночестве, а не через общение с другими людьми, как твоя сестра или я. Мы сходим с ума, если нам не с кем поговорить. А тебе хорошо одному. Тебе это нравится.
Джей берет ложку и зачерпывает мороженое.
— Вообще-то, мам, у меня куча друзей.
— Временных, — замечает она. — А потом ты собираешь рюкзак и уезжаешь. В этом нет ничего плохого. Так ты устроен. Когда наступит зомби-апокалипсис, ты будешь полностью счастлив, живя в своей хижине на вершине горы в компании одних только птичек.