Когда Ник обреченно плюхается на стул, его отец наклоняется и гневно смотрит Нику в лицо. С глазом, опасно выпирающим из глазницы, и рукой, вцепившейся в галстук, словно тот душит его, Крис похож на маньяка. Вторая его рука по-прежнему стискивает телефон.
— Что? — снова спрашивает его мать.
— Ника выставили с работы, — отвечает отец.
Не в бровь, а в глаз. Хотя на бровь тоже попало, хочет сказать ему Ник, но нет. Ник, молчи.
— Сам скажешь матери, что натворил, или это сделаю я?
— Ну… — мнется Ник. А вообще не рассказывать можно? Наверное, нет. Ему очень-очень не хочется говорить, что случилось, но вынуждать делать это отца очень-очень не хочется тоже. — Меня типа как застукали, когда я делал кое-что одному парню. В туалетной кабинке.
— Кое-что? — переспрашивает его мать.
Криса пробирает дрожь. Ника тоже.
— Ну… минет, — говорит Ник.
О, младенец Иисус, пусть его мама знает, о чем идет речь, и ему не придется ее просвещать. Знает, конечно, из книг, а не потому, что сама… О, господи. Да что у него сегодня с мозгами?
— О, — произносит, наконец, его мать и моргает. — О!
Все замолкают. Наглухо.
Ник морщит нос и смотрит на капельку засохшего кетчупа на столе.
На стене тикают часы.
На кухню забегает собака, бросает на людей один взгляд и улепетывает обратно.
Часы на стене продолжают тикать.
— Э-э… — наконец произносит Ник.
У его отца дергается глаз.
— Нет, — решительно говорит его мать. Идет к холодильнику и начинает звенеть чем-то внутри. Это ее «нет» из серии «Нет, я не позволю тучам испортить пикник. Нет, я не признаю, что стакан наполовину пустой. И нет, моего бесценного ангелочка не застукали за фелляцией в туалете». — Нет, мы не станем превращать это в трагедию. Это не трагедия. Нет.
Ник большими глазами смотрит, как она появляется из-за дверцы с бутылкой вина, потом резким движением откручивает крышечку и делает длинный глоток. Его мать пьет средь бела дня — вот, до чего он довел ее.
— Это вышло случайно? — пробует оправдаться Ник.
— Случайно? — возмущенно выдыхает Крис. — Ты случайно сделал минет?
Если Ник никогда больше не услышит из уст своего отца слово «минет», он умрет абсолютно счастливым.
— Это… — говорит он, потому что, серьезно, ну а что еще тут можно сказать? — Извините?
Его отец багровеет.
— Марш в свою комнату, Ник.
Ника выносит за дверь.
***
Ник: Меня уволили.
Девон: СЕРЬЕЗНО?!?!?!?! :-o
Ник: Мне так стыдно.
Девон: ??
Ник: Его тоже уволили.
Девон: Чувак.
Ник: Да знаю…
Девон: Чувак.
***
Ник, наверное, просидит под домашним арестом до самой смерти в сто лет. Его отец еще не успокоился до такой степени, чтобы так и сказать, но Ник был бы не удивлен. Он заваливается на кровать и принимается за свой комикс. Он рисует его с пятнадцати лет, и у него триста двенадцать подписчиков в интернете. Было бы, наверное, больше — умей он рисовать по-нормальному. Но три года спустя его персонажи по-прежнему выглядят немного коряво.
Уже вечером в окно его спальни забирается Девон — с коробкой пиццы в руках.
— Обожаю тебя, — с жаром говорит ему Ник и набрасывается на пиццу.
— Я знаю, — самодовольно отзывается Девон, и Нику неясно, то ли он подкалывает его, то ли цитирует фильм «Империя наносит ответный удар». — Ну давай, выкладывай. — Тут Девона пробирает дрожь. — Только без кровавых подробностей.
— Я отсосал Джею Хэзенбруку в туалетной кабинке, и нас с ним застукали, — объясняет Ник с полным ртом пиццы. — А потом обоих уволили.
Девон морщится и плюхается рядом с ним на кровать.
— Отсосная ситуация.
Ник закатывает глаза.
Поняв, что сказал, Девон вновь морщится.
— Чувак, ты же знаешь, я не о том.
— Да? — говорит Ник. — Или ты все-таки тайный ублюдок, который принес мне мясную пиццу с дополнительной колбасой только затем, чтобы поржать?
— Я принес тебе мясную пиццу с дополнительной колбасой, потому что ты любишь ее больше всего. — Наклонившись, Девон утаскивает кусок пепперони. — Отец разозлился?
— Тотально. Даже в глаза мне теперь не может смотреть.
Девон вздыхает.
— Сочувствую, бро.
Ник знает, позже Девон еще много раз скажет «а я ведь предупреждал», но сейчас злорадство не к месту, и Девон, что классно, это осознает. Когда нужно, Девон всегда поддерживает его. Он был первым, кому Ник открылся. Нику было шестнадцать. И Девон ни капельки не удивился. Еще бы — после того случая в лагере. Да, возможно, инициатива исходила от Ника, а его друг согласился лишь после того, как Ник заверил его, что среди бро совместная дрочка — обычное дело. Серьезно, Ник не уверен, почему еще два года молчал. А когда он наконец-таки рассказал, Девон только кивнул, обнял его и спросил, прийти ли ему, когда Ник соберется открыться родителям. Девон офигителен, и, если б он не был натуралом, Ник уже планировал бы их свадьбу.