Мила поднялась и подошла к окну, глядя на чёрные чернила, обильно разлитые летучими мышами на оконное стекло. Рядышком закричал сыч, и обе женщины вздрогнули, представив кричащего от ужаса ребёнка, заблудившегося в дикой пуще, обложенного роем диких бестий, и своей кожей ощутили страшное одиночество и страх, грязными мухами закрывающий глаза.
Девочка по-прежнему сидела, склонив голову. Она сжалась, приподняв острые плечи, и попыталась хоть как-то исправить своё беспросветное положение.
— Прости, мама.
— Нет, не извиняю, ты уже достаточно взрослая, — не поворачиваясь, сухо ответила Людмила. — Я искала и ждала твоего отца несколько лет и не обязана разыскивать его вечно. Да, моя бабушка ожидала всю свою жизнь деда с фронта. А что у нас сейчас война? Пойми, он бросил нас и ни разу не приехал в посёлок, в котором вырос, не позвонил, не написал.
— Наверно, есть веская причина, почему он так сторонится нас и нашего посёлка, — предположила Алёнка, — надо попробовать выяснить, чтобы понять в чём дело и тогда принять решение.
— Я не знаю этой причины. Возможно, какие-то слухи или разговоры, но я была верна ему, видит Бог. Нормальный мужчина должен вначале решать проблему мирно, ну потом, если совсем нет мозгов, с кулаками, но не прятаться на краю света. Так, по крайней мере, меня учил твой дедушка.
— Прости, я может быть неправа, но не могу иначе.
Мила промолчала, она продолжала смотреть в ночь, разговор её тяготил, и она прекрасно знала, чем заканчиваются подобные выяснения отношений — рёвом обеих. Девочка встала и налила себе немного кипятка. Плеснув из банки варенья, она долго мешала розовую жидкость, не зная впрочем, что с ней делать. Пить не хотелось.
В стекло ударился большой мотылёк и упал в траву, оставив после себя на стекле только серое пятно. Дочь вздрогнула, отложила в сторону мельхиоровую ложку и просто улыбнулась, желая развеселить маму. Людмила моргнула и отвернулась от темноты, подумалось: надо сменить тему разговора.
— Я всегда полагала, что добро порождает добро. Вот приехал этот журналист, как там его, а — Женька, его учила мама и, может, что-то хорошее в него заложила, если он тратит своё время, бензин, чтобы хоть как-то приблизить час, когда схватят убийцу, — сказала Мила, глядя в глаза дочери, отчего с последней сползла идиотская улыбка. — Или убийц, почему ты не думаешь, что их могло быть несколько человек?
— Возможно. Надо подумать.
— Вот и размышляй, но только под одеялом. Марш спать!
— Я только помою посуду и лягу, спокойной ночи, мама.
— Хорошо, до завтра. А я пошла ложиться. Мне вставать рано.
За окном по-прежнему тявкал сыч. Несколько комаров надсадно звенели на кухне в ожидании позднего ужина. Тарелки и чашки быстро закончились. Девочка, не снимая футболки, немедля рухнула на кровать, и, как только голова коснулась подушки, её ресницы слиплись до утра.
На следующий день, к обеду, Алёнка кралась по коридору замка Иф следом за бедным Дантесом. Вскоре их отвели в камеру с тяжёлыми засовами и решётками на окнах. И она осталась с ним, среди тишины и мрака подземелья, и вместе с арестантом почувствовала мертвящий холод и отчаянье.
Пребывание во французской тюрьме прервал знакомый звук скутера, доносящийся с улицы. Отложив книгу, девочка подбежала к окну на террасе — за стенами замка не плескалась неведомая морская вода, у калитки суетился вчерашний журналист, стараясь поставить на подножку своё жёлтое чудо. Сердечко Алёнки радостно забилось, и обычный скучный день расцвёл неожиданными красками. Тут же футболка отправилась за комод, а из ящика на белый свет явилась голубенькая, под цвет глаз, и ещё новая белая толстовка и шорты цвета хаки.
— Да, получилось не очень, — оглядев себя в тёмное зеркало, девочка сделала неутешительный вывод. Но по новой переодеваться некогда, в дверь уже робко постучали.
— Кто там? — как ни в чём не бывало спросила Алёнка.
— Журналист Хронов, — раздалось из-за двери, и, откашлявшись, Женя добавил — Не мог вам дозвониться, Людмила Александровна, вот и приехал.
— Хорошо, что приехали, но Людмила Александровна на работе, а телефон давала вам её дочь — Елена Александровна.
— Ах, вчера переволновался и всё напутал!
— Заходить будете или продолжим любезничать через дверь, господин журналист?
Дверь задрожала.
— Если впустите, то, конечно, зайду.
— Ой, блин…
Алена сняла крючок и распахнула дверь.