- Ты с ума сошел? Я не думала, что ты способен на такую глупость! Твоя странность, с тех пор как ты вернулся, становится достаточно утомительной, чтобы не сказать большего! Объясни что происходит! Твоя ироничная улыбка тут ни к чему! По какому праву ты так разговариваешь с моей лучшей подругой?! Может быть ты хочешь чтобы я осталась одна? Это в твоем вкусе?
Уже перед тем как прозвучал ответ, она поняла что наконец то спровоцировала эту сцену, которой пыталась добиться в течении последнего времени. Но эта была нежеланная победа, она только раздосадовала Натали.
- Не говори голосом обиженной герцегини и перестань разыгрывать жертву. Разве я заслужил терпеть эту банду истеричных девиц! Если я оказался груб, значит так было нужно. Мне надоело работать, платить по твоим счетам и постоянно терпеть. Я хочу покоя. Ты думаешь, я забавляюсь находясь между Валери, которая пьянствует в Сен-Тропезе со своим хахалем и тобой, которая всегда старается показать свое негодование! Ну да я знаю, я монстр... ты страдалица... Ты меня любишь... Ты совершенство! Тогда я удивлен, что ты считаешь эту девицу подругой, не подводит ли тебя твой здравый смысл? Не советую тебе заводить таких подруг; если ты в чем то рассчитываешь на нее, то ты рискуешь получить серьезное разочарование. Не веришь, мне плевать!.. Что касается моего невыносимого поведения, знай что только мои усилия позволяли мне быть до этого момента вежливым. И вот... чего я добился... слез. Терпеть не могу слезы. Когда ты наконец поймешь, что ваши женские проблемы мне осточертели?
Закрывшись в ванной, Натали попыталась успокоиться. Растекшая по лицу тушь щипала глаза. Холодная вода немного успокоила боль; никогда ей не приходилось видеть Кристофа таким резким. Уже не могло быть и речи, чтобы пойти с ним куда-нибудь, но и видеть его ей сейчас не хотелось. Чтобы выиграть время, она приняла душ. И только затем, надев халат, рискнула выйти в комнату.
Кристоф протянул ей рюмку скотча. Злость исчезла; он пожал плечами... Как объяснить свою выходку, которую не понимал сам? Бедная Натали была несомненно искреней, но слишком простой, чтобы разобраться в сложных чувствах, связывающих его с Валери, которую бы он в свою очередь легко побил... Зачем продолжать лгать самому себе? Никогда бы он не смог навязать ей что бы то ни было без ее воли! Напрасно он думал так, неисправимая горячка, она бы стала обожать его способного превратить ее любящую рабыню. Он наивно дал обмануть себя, ее так называемой стыдливостью. Без сомнения, он слишком молод, чтобы приручить ее, в то время когда впервые познакомился с ней и вот сейчас уже слишком поздно. Превратившись в сентиментального мужа, он приучил Натали к послушанию, которое она считала всего лишь своим долгом. Угнетенная, наполовину убежденная в своей виновности, она первая нарушила молчание.
- Кристоф, прости меня. Что я тебе сделала? Объясни милый, мне так тяжело. Я никогда не должна была просить тебя о разводе, не так ли?.. Да. это так, я уверена. С тех пор ты изменился, складывается впечатление, что ты все меньше любишь меня. Забудь, не будем больше говорить об этом, скажи только, что я нужна тебе...
Смещение придавало ей какую-то новую привлекательность и Кристоф, сжалившись, обнял ее, объяснив свою злость усталостью. Ее не нужно было упрашивать поверить в это; она охотно согласилась с лживыми словами. Кристоф мог любить обеих. Они могли любить только его. Нужно только принимать это или отвергать. Он в некоторой степени прав, здравый смысл покидал Натали. Замешанная на терпении, нежности и снисходительности, она могла вытерпеть еще больше, чтобы только удержать его. Желание замужества объяснялось пережитком устаревших буржуазных ценностей. Натали слишком любила, чтобы принести жертву своему самолюбию. Однако решительности не хватало, подавить в себе особенное ощущение большого горя, которое бывает только у несправедливо наказанного ребенка. Не желая еще раз довести себя до слез, отстранилась от него и, улыбнувшись, сказала:
- Такое ребячество не достойно нас. Забудем, хочешь?
Кристоф восхитился ею. Он почувствовал гордость за то, что мог внушить такую любовь к себе, его нежность сменилась желанием. Почти силой он овладел ею...
Сидя обнаженная, она закурила. Кристоф с интересом наблюдал за ней, заинтригованный вдумчивым выражением лица, которое нередко случалось у нее после их близости.
- А чем думаешь?
- Презираю страсть!
- Ты в этом уверена?
Он обожал видеть как она краснеет. Натали легла на живот, чтобы скрыть лицо.
- Ты хорошо знаешь, что я не говорила об этом... Престань смеяться. Я испортила этот день из-за ревности. Стала сомневаться в тебе... Считаю, что благоразумие мне больше к лицу!
- Как ты мила, Натали! Извини за то, что заставил тебя страдать... Тебе не нравится Довиль, не так ли? Потерпи еще неделю... Хочешь мы вернемся в Венецию?
Она отреагировала с таким восторгом. Кристофу даже стала стыдно за то что недостаточно любит ее. Женщины были необходимы ему как воздух, но он никогда, видимо, их не поймет.
15
Валери раздвинула шторы. Оливье что-то пробурчал, с трудом открыл глаза и попытался прийти в себя. Засунув голову под подушку, чтобы избежать яркого света, он противился желанию показаться неприятным. Легкая тошнота и жестокая мигрень были обычными предвестниками приступа боли в печени. Глядя на него, Валери колебалась между презрением и жалостью. Она никогда не чувствовала себя так хорошо, как после какого-нибудь кутежа. Валери даже стеснялась своего превосходного здоровья! С упреком в голосе Оливье простонал:
- Не знаю как тебе удается вставать так рано. Я плохо чувствую себя, дай мне подремать!
- Бедный мой. Отдохни. Я пошла в бар, потом в кино. Пока.
Валери ушла, успокоившись. Это многое упрощало. Потом уже станет слишком поздно, чтобы ехать в Бретань. Она попросила путеводитель у консьержа, решив организовать по своему усмотрению дальнейшее путешествие. Выбрав Шинон и вновь обретя настроение, завязала разговор с барменом. Она съела сэндвич, выпила шампанского, а затем спросила как пройти к ближайшему кинотеатру. До конца сеанса оставалось время, Валери успела погулять по городу.
Фильм оказался довольно посредственный, но грустный. Валери любила меланхолию и поэтому обрадовалась, прочитав название картины. Ситуация, в которой она сейчас очутилась, показалось ей в высшей степени комичной. Кристоф посмеется вместе с ней, когда она все расскажет! Если не перестанет злиться... Нет, у них одинаковое чувство юмора. За это и упрекали друзья, говоря, что их шутки очень своеобразны. Она была уверена, что заставив его смеяться над Оливье, принизит значение, которое он придавал этой связи. Будучи совершенно аморальной, Валери не испытывала ни малейших угрызений совести, вынашивая планы о том, как избавиться от любовника, и совсем не задумывалась над тем, что было бы жестоко выставлять Кристофа в смешном виде.