- Ладно, пойду я. Завтра ждем. Вот, деньги за эль возьми. – Она протянул внушительный мешочек с монетами. – Да, Ветра покормили и напоили, а Тарм его почистил и даже причесал, шельмеца такого. Так что конь твой при полном параде, хоть сейчас пред светлы очи Его Императорского Величества.
Девушка благодарно улыбнулась, сползла со стула и послала воздушный поцелуй, на что Сарвен только фыркнул, а Анника улыбнулась. Пошла на выход, стремясь поскорее оказаться в небольшой конюшне, построенной специально для лошадей посетителей. Там, в одном из стойл, ее благодушно дожидается верный друг.
Помещение радовало теплом, сухостью стен и свежим воздухом. С разных сторон доносились пофыркивание и ржание, но она этого не слышала. В конюшне витал древесный запах, разбавленный запахом сена и чистоты. К довольству посетителей и вящей радости Сарвена, добросовестные работники и специальный порошок, убирающий неприятные запахи и мельчайшие болезнетворные организмы, справлялись со своей задачей на все сто. Стараясь особо не шуметь, девушка направилась к стойлу, где оставила любимца. С мягкой улыбкой смотрела она на горизонтально опущенную шею, полуприкрытые глаза, расслабленные уши и забавно оттопыренную нижнюю губу. Язык тела коня посылал вполне определенный сигнал: «я дремлю». Немного не дойдя до места назначения, девушка беззвучно рассмеялась и уже не таясь, преодолела разделяющее их расстояние. Все дрема с Ветра тут же слетела. Он вскинул голову, уши повернул в стороны и косил глазом на девушку. Она нежно дотронулась до шкуры цвета темной золы. Легким прикосновением провела вдоль шеи, почесала за ушком. Он вытянул и слегка повернул голову, подставляясь. Беспардонно попытался навалиться на нее, стараясь усилить нажим прикосновений. Девушка тотчас принялась шутливо отталкивать темно-серую тушу от себя. Она с притворной укоризной покачивала головой, а губы ее складывались в одно единственное слово: «наглец». Когда эмоции от встречи утихли, девушка полезла в седельную сумку убедиться в наличии всего необходимого для обратного пути, туда же убрала деньги, после оседлала коня и направилась вместе с ним на выход из конюшни и города.
Дорога петляла, вилась ужом, уводя за собой вверх одинокую всадницу. Девушка тихо наслаждалась последним днем привычной жизни. Достала из седельной сумки два яблока: одно себе, а другое – подавшись вперед - протянула жеребцу. Оба тут же громко захрустели сочными плодами. Тёзка резким порывом распушил коню хвост, забрался в гриву, не теряя ни секунды, проникнул под капюшон наездницы и тут же скинул его, продолжая играть короткими, едва прикрывающими шею, блестящими локонами. Всадница не стала ничего менять, а задумчиво уставилась на дорогу. Ее жизнь, как и этот горный серпантин: извилиста, полна крутых поворотов и ломаных линий. Сейчас, находясь в той точке, за которой кончается очередной поворот, она задавалась вопросом о том, что ее ждет и что последует за этим поворотом: сложный подъем или безумный спуск? Сможет она удержаться или неминуемо упадет и скатиться вниз… в личную Бездну?
Неизвестность пугала, и она старалась гнать от себя плохие мысли.
Глава 4
Говорят, молчание – золото, и ценится оно соответственно, вот только для нее молчание не ценнее песка в пустыне. Тишина создана для того, чтобы ее заполняли: искренним смехом, безудержной радостью, горькими слезами потерь; щебетом птиц, шумом леса и грохотом водопада; разговорами, колыбельными, звуком собственного голоса. Она мечтала заполнить тишину, но не могла и бесконечно завидовала тем, кто мог и не ценил. И она смирилась, не сразу, но смирилась с тем, что услышать звуки может только во сне. Это были невероятные, фантастические сны, в которых она слышала и могла говорить. Когда это случилось в первый раз, у нее чуть не остановилось сердце. Она была близка к тому, чтобы увериться в собственном безумии. А уже немного погодя, не могла обходиться без них. Сны стали для нее глотком свежего воздуха, солнечным лучиком в царстве мрака. Она желала их как беспробудный пьянчуга желает бутылку вина, жаждала, как кладоискатель жаждет сокровищ, ждала, как счастливая мать ждет появление ребенка. Они всегда были разные: яркие короткие отрывки из другой несуществующей жизни, где она была не глухонемой, а такой как все. К ее огромному сожалению, эти сны ей снились нечасто, но всегда служили поддержкой в сложные моменты. И что-то ей подсказывало, что сегодня ночью, после череды однообразных часов отдыха, она вновь увидит такой реалистичный в своей живости, и такой невозможный по своим событиям сон. Но это будет ночью, а сейчас она спешила к эконому, чтобы сообщить о выполненной работе и отдать вырученные за эль монеты, чтобы он в свою очередь отнёс их вместе с отчетом казначею. За год с небольшим, что она находится при монастыре, девушка стала неплохо разбираться в том кто есть кто в обители и чем ведает. Эконома девушка нашла возле трапезной беседующим с келарем. Она остановилась в отдалении, почтительно дожидаясь, когда двое монахов решат хозяйственные вопросы. Руку оттягивал мешочек с монетами, а правое бедро сквозь платье жгло еще одно письмо – второе по счету и последнее на сегодня. Эконом подал знак рукой, чтобы девушка приблизилась. Общаясь между собой, братья использовали исключительно жестовую речь, но монаху Афронию часто приходилось говорить на артийском - языке империи. Это связано с тем, что в его распоряжении - как заведующего хозяйственной и строительной частью монастыря - находятся не только насельники, но также трудники и наемные рабочие, которые не обучены жестовой речи и во многом люди внешние для монастыря. И если бы не ее немота, она бы общалась с монахом так же, как другие, но из-за обстоятельств волей-неволей пришлось выучить язык жестов, о чем она ни разу не пожалела.