Он думал об этом постоянно, и вот однажды представилась возможность изменить жизнь его дочери.
В тот вечер Алия мирно читала в уголке сада, когда неожиданно до нее донесся возбужденный шепот Тарека:
— Алия! Бери самый красивый кафтан и выходи. Быстро.
— Я не могу, Тарек. Сегодня у Махмеда важные гости.
— Ничего. Давай быстрее.
Алия не стала терять времени. Что бы ни говорил ей Тарек, она всегда слушалась его беспрекословно. Потом он как-нибудь объяснит Махмеду ее отлучку.
Тарек остановил дребезжащий автомобиль на окраине Трабзона, возле большого белого дома, которого она никогда раньше не видела. Дверь Тарек открыл ключом, который вытащил из кармана. Их встретил вежливый дворецкий.
— Это твой дом, Тарек? — изумилась Алия, оглядывая богатую мебель и картины на стенах.
— Нет, — ответил он. — Если бы это было так, ты бы жила со мной. Это дом моего друга, сейчас он в отъезде. Во всем доме никого нет, только дворецкий. Я тебя здесь оставлю. Еда на кухне. Найди ванну и обязательно ею воспользуйся. Там же увидишь большое зеркало. Постарайся выглядеть наилучшим образом.
— Но почему, Тарек, почему?
— Сегодня вечером, поздно вечером, я вернусь сюда с одним человеком. Я не знаю, когда точно это произойдет и произойдет ли вообще. Но ты все равно жди в саду, пока я не вернусь. Постарайся ему понравиться. Это очень важный человек. Он может подарить тебе весь мир.
После того как Тарек уехал, Алия обследовала каждый уголок огромного пустого дома. Странно и необычно бродить по незнакомым комнатам в доме, где живет чужой человек! Она чувствовала себя воровкой, хотя ни к чему не притрагивалась. Больше всего девушку поразила ванна. Вода бежала прямо из крана — ничего подобного в других домах Алия раньше не видела. Друг Тарека был, очевидно, очень богатым человеком.
Алия с наслаждением выкупалась, воспользовавшись каким-то необычным пахучим шампунем, затем надела простой шелковый халатик.
Когда стемнело, она удобно расположилась в шезлонге в саду, как и просил ее Тарек, и стала ждать его возвращения.
Ждать пришлось довольно долго. Алия вслушивалась в звуки ночи; собственно, ничего другого ей не оставалось. Несколько раз она забывалась коротким тревожным сном. Но даже в эти минуты она оставалась настороже.
Около полуночи раздался шум машины Тарека. Алия мгновенно встрепенулась. Неожиданно ее охватила тревога. Раньше ей приходилось общаться только с Махмедом и его друзьями. Про нее говорили, что она умеет доставить мужчине удовольствие, но вдруг этому человеку она не понравится? Если он из Стамбула, у него наверняка были сотни девушек, гораздо красивее, чем она. А тут еще этот простенький халатик… Скорее всего незнакомец будет разочарован. И что она ему скажет? Может, лучше притвориться спящей? Тогда, если она ему не понравится, он просто уйдет. Жалко, что Тарек ничего не сказал про такой вариант.
Когда открылась ведущая в сад дверь, Алия замерла в шезлонге, словно мертвая. Тарек сказал, что этот человек может дать ей весь мир. Что ж, она готова взять этот мир.
ГОЛЛИВУД
МАРТ 1954 ГОДА
Рас позвонил ровно в полдень, и голос его был взволнованным.
— Кам, у меня для тебя кое-что есть. Сегодня утром я встретился с парнем, который работает в «Лос-Анджелес таймс». Его зовут Якобс, Джим Якобс. Мы с ним вместе оканчивали факультет журналистики в Техасе. Я рассказал ему о тебе, и он согласен сделать материал.
— Обо мне? Я много слышала про Джима Якобса!
— Я рассказал ему, что ты выиграла конкурс на звание самой красивой девушки Англии. Он очень заинтересовался. Надень что-нибудь этакое, но не слишком сексуальное, покажи ножки, только не очень откровенно. Я заеду за тобой в четыре. Договорились?
— Да, замечательно. Я буду готова.
Кам надела одно из платьев, которые привезла с собой из Англии: из белоснежного шелка с крохотными зелеными цветочками. Увидев ее, Рас одобрительно хмыкнул:
— Попала в точку. Мы приедем на десять минут позже Джима. Столик я заказал. Самый лучший. Не зря же я столько лет переплачивал чаевые старине Эдди. А ты выглядишь великолепно.
Джим Якобс наблюдал, как Кам и Рас идут к его столику. Девушка выглядела потрясающе, мужчины не сводили с нее глаз. «Прекрасно, — подумал он. — Она здорово будет смотреться на фоне роскошных цветов и пальм Беверли-Хиллз. Барни подъедет через час и привезет фотоаппарат».
Он поднялся, Рас его представил.
— Не знаю, как насчет Англии, но в Калифорнии вы, безусловно, стали бы первой красавицей, — произнес Джим Якобс, предвкушая успех. Статья должна получиться, он уже чувствовал это.
Кам завоевала его мгновенно. Холодный британский акцент в сочетании с теплой и откровенной заинтересованностью в нем как в мужчине сделали свое дело. Разговор складывался легко; задолго до окончания ужина Джим уже видел свою будущую статью. Эту девушку очень легко цитировать, не то что большинство пустоголовых «звездочек», у которых ему время от времени приходилось брать интервью.
В три часа подъехал Барни. Кам позировала в белом металлическом кресле. Она сидела ровно, почти не сгибаясь.
— Боже, — бормотал Барни, отсняв два ролика пленки, — вы просто чудо! У вас тело — как айсберг! Я уж не говорю про глаза и ноги! Ими можно перевернуть весь мир!
Кам смеялась, Рас одобрительно следил за происходящим.
— Спасибо, Джим, — сказал он. — Ну что, ты доволен? — Рас уже знал ответ на свой вопрос.
— Смотри воскресный выпуск. Для обычного номера она слишком хороша. Потом скажешь, как тебе понравился очерк.
Очерк был помещен в самой середине обзора культурной жизни воскресного выпуска «Тайме». Фотография Кам занимала не меньше трети полосы. Это был потрясающий по красоте портрет женщины, в нем сочетались мощная сексуальность и удивительная утонченность. Через всю страницу шла набранная крупным шрифтом фраза: «Почему самая красивая девушка Англии гниет на фабрике грез Голливуда?»
Джим Якобс превзошел самого себя. «Симпатичных девушек в Голливуде хоть отбавляй. Камиллу Стюарт магнаты киноиндустрии не замечают». Далее он продолжал примерно так: для того чтобы пробиться в современном киноискусстве, молодым талантливым актрисам необходимо заручиться поддержкой больших боссов, что достигается, как правило, через постель. Камилла Стюарт на такое никогда не пойдет. Он даже процитировал Камиллу: «Мне говорили, будто актриса может сделать карьеру исключительно благодаря своей дерзости. Самый дерзкий поступок, который я совершила, заключался в том, что я каждый вечер садилась у телефона и ждала, пока кто-нибудь пригласит меня на обед. Здесь тебя никто не заметит, пока ты не наберешься смелости и не нарушишь установившиеся правила. Я этому так и не научилась». Он задал ей вопрос относительно планов на будущее: намерена ли она остаться в Голливуде или собирается вернуться в Англию сразу же по истечении срока контракта? В ответ Камилла сказала: «Я вернусь в Калифорнию только на главную роль и на гонорар из шести цифр».
Рас пришел в восторг.
— Сработает наверняка! — заявил он Камилле. — Джим Якобс — самый читаемый репортер в городе.
— Статья написана мастерски, — согласилась Кам. — Дело в другом. Съемки этого дурацкого фильма уже заканчиваются, а я понятия не имею, что мне делать дальше. Рас, пойми, я не могу всю жизнь торчать в «Шато»! Я соскучилась по дому, а без тебя вообще бы пропала.
— Не спеши, — успокаивал ее Рас. — Что-нибудь обязательно появится.
«Он всегда прав, — думала Камилла. — Только мне бы очень хотелось, чтобы он больше обо мне заботился». На Дони-драйв у Раса была большая квартира, но Кам быстро почувствовала, что ее там ждут только на ночь. Предложения перебраться насовсем она так и не получила.