И все же, она редко поступала в разрез с моим мнением. На самом деле она часто ставила оценки выше чем предлагала я, так что, может я зря беспокоюсь.
Я обошла свою квартиру, прибираясь перед приездом Грейсона, и приняла душ.
Теперь, когда мы с моей квартирой были чистыми и я успокоилась, я снова села перед ноутбуком уставившись на свои пальцы, раздумывая над ответом. Наконец-то, я начала набирать:
«Процитируйте источник. Используйте кавычки. Приведите примеры.
Покажите контекст.»
Если Дж. Райт столь непреклонен, то дам ему шанс изложить свои доводы. Не зависимо от того, достойны ли критики эти социальные и литературные взгляды, или же нет, его заднице лучше написать все так, чтобы произвести впечатление, если он хочет получить лучшую оценку.
Глава 2
«Процитируйте источник. Используйте кавычки. Приведите примеры. Покажите контекст.»
Я тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула, позволяя ему вертеться туда — сюда, пока перечитывал сообщение на экране. Эти восемь слов только что избавили меня от необходимости выкидывать сумасшедший кусок текста из моего сочинения, которое необходимо сдать в понедельник. Да, мне нужно было кое — что доделать, чтобы учесть все замечания профессора, но это не было большой проблемой. Я мог бы внести эти поправки сегодня вечером, когда вернусь домой, и уделить субботний день себе любимому. А в воскресенье еще раз перечитал бы свое сочинение.
— Эй, ты где? Джей?
Дерьмо.
Я закрыл свою электронную почту, сунул телефон в карман и вскочил со стула. Со стороны это выглядело так, будто я уже выхожу, когда мой отец, Джозеф Райт Старший, завернул за угол.
— Что ты делаешь в комнате отдыха? — спросил он слегка нахмурившись. — И почему ты не надел рубашку-поло с логотипом компании?
«Потому что это дерьмо выглядит странно» — мысленно ответил я ему. Пожав плечами я проскользнул мимо него и направился обратно в комнату со стеклянными стенами, которую мой отец называл моим «кабинетом», но больше она походила на аквариум.
— Задержись, — крикнул он мне, и я остановился. Засунул руки в карманы и повернулся в его сторону. — Сегодня твой счастливый день… нам нужны услуги механика, так что…
— Да!
Мне даже не нужно было слышать остальную часть того, что он хотел сказать. Я уже направился туда, где действительно хотел быть — в автосервис, расположенный в задней части здания.
— Притормози, сынок.
Я опять остановился. Повернулся, чтобы посмотреть в глаза своему отцу, потому что уже знал, что последует дальше.
— Что, ты сегодня не можешь даже двух слов сказать своему старику?
Ой.
Подождите.
Этого я не ожидал.
Джозеф Райт никогда не был сентиментальным парнем, по крайней мере, не со мной и не с моими братьями. Он приберегал всякие нежные слащавые слова для нашей матери и, когда общался с ней, превращался в сыплющего комплиментами плюшевого медвежонка. Хотя с нами, парнями, он всегда говорил строго. Мы должны были проявлять меньше эмоций, должны были больше работать, больше потеть, получать лучшие оценки — все это, честно говоря, нормальное дерьмо. Оглядываясь назад, я могу сказать, что он был рассудительным, не кричал на нас, не был слишком резким, и всегда был для нас примером. Он воспитывал мужчин, а не засранцев, о чем говорил, по крайней мере, раз в неделю, как правило, обращаясь ко мне.
Он говорил, что я был его копией. Мама всегда говорила, что моя «прямота», передалась от него, и что «абсолютная сила» моей матери (его выбор слов), словно наждачная бумага отполировала самые острые грани его личности, сделав отца немного мягче и спокойнее.
«Я не могу дождаться, когда ты встретишь свою «наждачную бумагу», маленький мальчик», — сухо пробормотала однажды моя мать, Присцилла, и тогда я уже не был маленьким мальчиком. Я был дома в отпуске, а она настояла, чтобы я пригласил на свидание дочь одной из ее подруг.
Я прострадал все свидание с девушкой, чей подбородок был более «волевым», чем у меня, и которая не могла держать при себе свои чертовы потные руки. Я же был милым и вежливым с этой девушкой. Я довез ее домой, проводил до двери… а она схватила меня за воротник, пытаясь поцеловать.