Я, на-хрен, еле ноги оттуда унес и не знаю, что она сказала своей маме, но та позвонила моей маме. А Присцилла Райт позвала меня в свою швейную комнату и просто посмотрела на меня с тихим разочарованием, которое уязвляло больше, чем слова, которые говорит обычно отец.
Но вернемся в настоящее.
Мой отец не был разговорчивым, сентиментальным парнем. Наше обычное общение с ним состояло из серий бурчаний, которые мы необъяснимым образом понимали.
Когда он меня остановил, то я ожидал, что мне прочитают нотации из-за того, что одет в рубашку механика, вместо противной белой рубашки-поло с ярко-синей эмблемой «J&P AUTO SALES». Он всегда настаивал на том, что бы я представлялся продавцом, несмотря на мои упрямые настойчивые заявления, что я не хочу этим заниматься. Но, эта работа помогала платить по счетам и позволяла мне не залазить в сбережения, пока я учился в университете, и отец был достаточно щедр, чтобы организовать мне гибкий рабочий график.
Я не ожидал, что в глазах своего отца увижу настоящую озабоченность по поводу того, что я сегодня недостаточно общителен.
— Извини Папс, — сказал я, хлопая его по плечу. — У меня на уме учеба. Ты в порядке?
— А ты в порядке? — спросил он в ответ, не спуская с меня пристального взгляда. — С тех пор, как ты вернулся, ты…
— Превосходно. Со мной все превосходно, Папс. Окʹей?
— По тебе не видно. Я волнуюсь за тебя, сын.
— Волнуешься о ком?
Я застонал услышав голос позади нас.
Опять начинается, черт возьми!
— Почему ты беспокоишься о Джее, Папс? Что происходит? Джей, ты в порядке?
Тебе нужно, чтобы я посмотрел…
— Не-а — твердым тоном сказал я, повернувшись к своему старшему брату Джозефу-младшему. — Мне не нужно, чтобы ты куда-либо смотрел, доктор Райт.
Джозеф сухо улыбнулся.
— Ха-ха. Смешно. Ты уверен…
— Да. Могу ли я теперь идти в автосервис? — спросил я, обращаясь к обоим мужчинам. Они обменялись взглядами, и Джозеф-младший слегка кивнул Джозефу-старшему, предполагаю, они думают, что я этого не вижу.
— Да, сынок. Иди, — согласился отец, и я не стал тратить время и оставил их обсуждать мое поведение. Хотя, обсуждать было нечего. Мое поведение никак не поменялось, это они вели себя по-другому.
Я приехал домой несколько месяцев назад, прямо перед началом семестра, и стал замечать что моя семья ходила вокруг меня на цыпочках. Такого раньше не было. Теперь они были внимательны со мной, спрашивали, как я себя чувствую, будто ожидали, что любая мелочь заставит меня впасть в панику или что-то в этом роде.
Я знал, о чем они беспокоились: о посттравматическом стрессе, о воспоминаниях, о кошмарах, в которых присутствуют дети с привязанными к спине бомбами и о прочем дерьме, которое демонстрирует американская магия кино — как выглядит дислокация военных сил в горячей точке. Но правда не была такой унылой или трагичной, но почему-то намного хуже, чем в кино. Я не знал, как это объяснить, но дело в том, что со мной ничего такого не происходило. Я был хорош.
Мне просто было нужно, чтобы моя семья, действующая из лучших побуждений, это осознала, и к чертям отвалила от меня.
Как только я вошел в ту часть дилерского центра, в которой находился автосервис, то глубоко вздохнул. Приторные запахи моторной смазки, тормозной пыли, резины, бензина и моторного масла могли бы вызвать приступы рвоты и кашля у большинства людей, но для меня они пахли домом.
Маленькая принцесса БГУ, с которой я сегодня столкнулся, вероятно, умерла бы от шока.
Я почувствовал раздражение, вспоминая о том, как она отпрянула, увидев мою рубашку механика. Я одевал ее на занятия с завидной регулярностью, потому что это помогало мне экономить время в те дни, когда я работал: мне не нужно было заходить домой чтобы переодеться. Вообще-то, моя одежда была чистой, потому что моя мама меня правильно воспитала. Нет, я не отправлялся в кампус одеваясь так, чтобы произвести впечатление, как хорошенькие мальчики, которых она, вероятно, предпочитала. Я не был мальчиком. Мне было двадцать восемь лет, и я воспользовался великодушием военных и пытался получить свою чертову степень, чтобы я смог, к чертям, убраться отсюда. Меня окружали подростки, а этим «деткам» было едва по двадцать лет, так что их смело можно называть подростками.
Но не принцессу.
Не-а. Как я не был раздражен тем небольшим случайным обменом «любезностями» у дверей в аудиторию, я не мог отрицать, что неожиданная мягкость ее тела, врезавшегося в меня, мне понравилась. Это был не первый раз, когда я ее видел; она всегда была в лекционном зале по пятницам, сидела за столом рядом с профессором Бриант, и выглядела чертовски хорошо.