– Ничего, ничего, – говорю. – Спасибо на добром слове! Успехов!
Ушел он.
Остались мы с Игорем вдвоем.
– Ну, – говорю я. – Ты что, будешь один меня слушать?
Он говорит:
– А как же! Слово предоставляется журналисту Денису Драгунскому.
Я открыл свою тетрадку, рассказал всё, что планировал. Коротко получилось, минут пять. Как раз по регламенту.
Игорь задал мне пару вопросов. Я ответил.
– Ну, всё, – говорю. – Пошли, что ли?
– Как это «пошли»? – возмутился он. – А мое заключительное слово? Я же ведущий, я же должен всё это подытожить!
– Давай! – сказал я.
Он подытожил.
Я его поблагодарил.
И мы вместе пошли к метро.
заметки по логике
Парадокс оратора
В 1989–1991 годах я довольно часто выступал на разных конференциях, семинарах и дебатах. Не все они были такие маленькие, как в предыдущем рассказе. Иногда это бывали довольно крупные сборища. И докладчики не уходили, и слушатели потом окружали их тесными группами, задавали вопросы, не соглашались с ответами, и споры продолжались в коридоре и в раздевалке, и даже иногда на улице, если тепло и нет дождя. Интересно было.
Но я не о том. Я, разумеется, о себе.
Выступал я очень жестко и парадоксально. Любил огорошить слушателей. Мне было приятно, когда по залу шел легкий гул удивления, а иногда и возмущения. Я обожал, когда кто-то всплескивал руками или даже выкрикивал: «Да вы что?! Да как же можно говорить такое?».
Сейчас мне это смешно вспоминать, конечно. А тогда мне нравилось, что я вот такой, вне моды и стандартов, всегда со своим особым мнением.
Я даже придумал афоризм для внутреннего употребления:
«Если мне аплодируют – значит, я вру».
Однажды я не утерпел и высказал этот тезис вслух.
– И вообще, господа, – дерзко сказал я. – У меня, знаете ли, есть такой очень важный внутренний критерий. Правду я говорю, дело я говорю – или вру, стараюсь подладиться под аудиторию. Я для себя решил так: если моим словам аплодируют – значит, я соврал!
В ответ раздались аплодисменты.
памяти Константина Кавафиса
В ожидании народа
Всё. Терпение лопнуло. Народ должен сказать свое слово.
Все знают, что это случится сегодня. Сегодня народ наконец-то выйдет на площадь. Народ – это страшно. Народ – обвинитель, судья и палач в одном лице. Народ беспощаден. Но народ справедлив. Как скажет народ, так и будет.
С утра на площади ждут его разные люди. Чиновники и журналисты, учителя и политики, рабочие и крестьяне, торговцы, врачи, бедняки, богачи, художники, домохозяйки. Полиция, армия, инженеры и даже бездомные нищие, как ни смешно.
Бездомные думают: если народ наконец возьмет власть в свои руки, у них будет крыша над головой.
Домохозяйки уверены, что народ, взяв власть в свои руки, снизит цены.
Политики выучили и повторяют слова, которые они скажут народу. Они надеются ему понравиться.
Богатые бизнесмены убеждены, что сумеют объяснить народу про рабочие места и валовой внутренний продукт. Хотя, конечно, они слегка волнуются.
Небогатые бизнесмены ничего не боятся. Потому что они продают народу еду и одежду на рынках. Народ их поймет.
Чиновники хотят рассказать народу, что даже в дни революции надо собирать налоги, обеспечивать горячую воду и электричество. В общем-то, они готовы ему служить.
Рабочие стоят плотными группами и толкуют о том, что долготерпение народа не безгранично.
Посланцы крестьян им вторят, они говорят, что деревня ждет, что же скажет народ, наконец.
Журналисты готовы вести репортажи. Художники – воссоздавать ситуацию в образах. Философы – ее осмыслять. Ученые – делать открытия ради народного блага.
На площадь подтянулась полиция. Вслед за нею – спецназ. Они говорят, что если народ выйдет из рамок, придется применить силу.
Но в толпе видны люди в армейских фуражках. Армия, разумеется, вне политики. Но она защищает народ. Офицеры и солдаты говорят полицейским, что в трудный час надо все-таки быть на стороне народа.
Загудели сирены. В своем бронированном лимузине приехал президент. Он смело вышел на площадь. Он не боится народа, он готов к нему обратиться. Больше того – он готов вести диалог с его вожаками.
Площадь заполнена до отказа. Соседние улицы тоже. Люди торчат из окон. Цепляются за деревья и водосточные трубы.
Солнце садится.
Народ так и не появился.
Стало прохладно.
Люди расходятся по домам и говорят друг другу:
– Но неужели народ согласен терпеть еще и еще? Доколе же? Как это странно, однако! А может, народа на самом деле вовсе нет? Может, народ – это выдумка журналистов?