Мэтт снова задергал ногой. Алекс снова положила руку, чтобы его остановить.
Мэтт робко улыбнулся:
— Нервничаю. Интересно, как оно там?
— Клэр только что зашла. Они едва поздоровались. Через минуту Алекс повернулась к Мэтту:
— Как думаешь, о чем они сейчас говорят?
Они навострили уши. Голоса за дверью звучали ровно и вежливо.
— Не слышу, чтобы они кричали.
— Она же не собирается вернуться к Патрику, правда? — спросила Алекс у Мэтта.
— Конечно нет.
— Я думала, он расшумится.
Еще какое-то время они прислушивались.
— Может, его удар хватил? — предположил Мэтт.
Ты сказал родителям Клэр, во сколько мы заберем Скарлетт?
— Я сказал «в полдень». Но они обо мне такого плохого мнения, что и не требуют точности. Есть свои преимущества в том, что тебя считают конченым придурком.
— Они не против с ней сидеть?
— Ну, они немного озадачены тем, что Скарлетт все время вскидывает ноги и танцует вокруг стульев, а так все хорошо, — Мэтт засунул руку в карман и вытащил конверт. — Кстати. Я ждал все выходные, чтобы тебе подарить эту штуку. С Рождеством.
— А я твой подарок дома оставила, — Алекс рассматривала конверт. — Я думала, ты мне ничего не подаришь.
— Что за глупости, — нежно произнес Мэтт.
Алекс взяла конверт и распечатала его. Чувствуя себя неловко под взглядом Мэтта, она вытянула из конверта карточку. Это был буклет бутик-отеля в Котсуолдсе.
— Я забронировал для нас уик-энд через две недели. Подумал, что после этой поездки тебе понадобится еще одна, чтобы отдохнуть.
Алекс посмотрела на буклет и провела большим пальцем по каменному домику на фотографии.
— Когда ты ее забронировал?
— Четыре недели тому назад. Сразу после того, как ты согласилась поехать в «Хэппи Форест».
Мэтт потер подбородок, расчесывая царапинки после бритья:
— В баре там тридцать пять видов водки. Теперь ты снова пьешь.
— Не пью.
— Отличное, отличное решение, черт возьми!
Алекс слегка улыбнулась.
Мэтт сделал каменное лицо.
— Конечно, мне не хотелось ехать только с тобой, ведь теперь я понимаю, как хороши совместные поездки. Поэтому я еще кое-кого пригласил. Твоих родителей. И моих родителей, хотя они в разводе. И наших начальников.
Как мило.
— И того манерного телеведущего, от которого у тебя мурашки.
Алекс положила буклетик обратно в конверт, запечатала его и мягко поцеловала Мэтта в щеку.
Из-за угла показалась Николь Тревор, она тянула за собой двух девочек.
— Когда мы покончим с этим, — сказала Николь девочкам, — закажем шоколадный фонтан. Если будете хорошо себя вести.
Николь заметила Мэтта с Алекс и остановилась.
— Привет, — широко улыбнулся Мэтт. — С Рождеством.
— Николь, — Алекс смотрела в пол. — Я должна извиниться. В прошлый раз, когда мы виделись…
— Не переживай, — ответила Николь.
— Я больше не пью, — пробормотала Алекс в пол.
Когда Алекс заставила себя снова поднять глаза, Николь улыбалась.
— Как он там? — спросила Николь у Мэтта.
— Он в порядке, — ответил Мэтт. — Патрик сделан из прочного материала, герой, как ни посмотри.
Николь кивнула.
— Но для него это, конечно, целая трагедия, — Мэтт сделал наивное лицо. — Он собирался в этом году участвовать в «Айронмене». Он ведь практически сверхчеловек, быстрый, как ветер, может грузовик поднять. Он как Спиди Гонзалес и Джефф Кейпс в одном лице. Но теперь не сможет, из-за плеча.
— «Айронмен»? — Николь покачала головой. — Ух ты! Он амбициозный, да?
— Да, — Мэтт улыбнулся Николь.
Алекс сжала ему руку.
Клэр приоткрыла дверь палаты, где лежал Патрик:
— Можете входить.
Клэр посмотрела на Николь и широко улыбнулась.
— Как мило, что ты пришла. Ему будет приятно, — Клэр улыбнулась Мэтту. — Все в порядке. Мы договорились.
— Правда? — спросила Алекс.
— Как ни удивительно, да.
Алекс посмотрела на Мэтта.
— Нас слишком много. Я подожду здесь, — она сжала Мэтту руку. — Подожду тебя здесь.
61
Мэтт со всего размаху плюхнулся на кровать Патрика.
— Как делишки, Айронмен?
— Мне уже не стать Айронменом.
Патрик заметил, что взгляд Мэтта блуждает по комнате. Обычно Мэтт смотрел прямо в глаза, но только не сегодня.
— Ну, для меня ты всегда останешься Айронменом.
Патрик присмотрелся к Мэтту, пытаясь понять, шутит ли он, но на его лице ничего нельзя было прочитать. В глазах не было ни тени юмора.