— Отведу Скарлетт в туалет, — Клэр хлопнула дверью. — Купи мне сникерс, когда будешь расплачиваться.
— Ладно, — Патрик поставил руки на поясницу и выгнул позвоночник. Он чувствовал легкое покалывание в спине: не стоило сидеть за рулем так долго.
Патрик считал, что Скарлетт должна уже забыть этого кролика. Клэр думала, что кролик — это нормально для ребенка, но Патрику уже надоело всюду таскать с собой дополнительный стул. Он был сыт по горло этой игрой. Иногда ему казалось, что Клэр и сама рада поиграть в кролика. Как будто тоже хотела воображаемого друга.
Заправляя машину, Патрик от нечего делать разглядывал женщин, которые вышли из красного «Опель Корса». Это была семья, сразу три поколения: два ребенка, мама и, как ему показалось, бабушка. Маме, очевидно, было холодно в легкой джинсовой куртке, она ежилась, словно пытаясь уменьшиться и зарыться в куртку поглубже. Патрику ее лицо показалось смутно знакомым.
Заполнив бак, он повесил заправочный пистолет и зашел в магазин. И занял место в очереди позади мамы в джинсовой куртке.
— Не взять ли еще дров? — крикнула она через зал. — Если будет холодно — кончатся быстро.
— Как хочешь, деточка, — бабушка следила за двумя девочками, которые с осторожным оптимизмом разглядывали мороженое в холодильнике.
Патрик глазел на конский хвост мамы. Пара седых волосков ярко выделялись на черном фоне. Она выглядела очаровательно, хотя и очень неформально, в своих ботинках и джинсовой куртке.
И Патрик точно где-то уже встречал ее.
Он подумал, может быть, видел ее по телевизору.
Ведущая ток-шоу или актриса из сериала.
— А что с растопкой, Николь? — обратилась бабушка к маме. — У нас хватит или стоит прикупить еще на всякий случай?
Николь. Патрик нахмурился.
Николь Гарсия. Конечно же!
Николь повернулась и что-то крикнула матери в ответ.
Патрик пристально разглядывал Николь, пытаясь вспомнить, каким было ее лицо тридцать лет назад, и в его воображении всплывали ее серьги-кольца и круглые губы, губы, блестящие и красные от леденцов, которые она постоянно сосала.
Николь, раздраженно вздохнув, вышла из очереди и подошла к матери.
— Четвертая колонка?
Патрик моргнул и вернулся в реальность; он кивнул работнику заправки.
— Пятьдесят четыре и сорок семь центов.
По радио зазвучала мрачная новогодняя песня середины 70-х: песня об одиночестве на Рождество.
Патрик услышал, что кто-то встал в очередь позади него. Он просто затылком чувствовал, что это была Николь.
Патрик пропустил ее вперед:
— Проходите. Я возьму что-нибудь еще.
— Благодарю, — Николь заплатила за бензин.
Патрик выбрал жевательную резинку без сахара.
— И это тоже посчитайте, — сказал он продавцу. Он протянул свою карточку и взглянул на Николь, рядом с которой уже стояли дети. Он так и не заговорил с ней, а она уезжала.
Она выходила из магазина. Уже сейчас. Прямо сию секунду! И он ничего не делал, чтобы этому помешать!
Патрик взял сдачу у продавца и шагнул в сторону Николь.
Та говорила с детьми:
— Девочки, никакого мороженого. Выпьете чаю, когда приедем в «Хэппи Форест». Это всего в пяти минутах отсюда.
Патрик остановился. Махнул продавцу зажатой в руке жевательной резинкой.
Затем пружинистым шагом прошел через заправку. Подбросил упаковку с резинкой и поймал ее.
Его настроение не испортилось, даже когда в машине Клэр назвала его бестолковым и отправила обратно за сникерсом.
На въезде в парк стоял мультяшный ежик, и над ним, как в комиксе, висело облачко со словами: «Добро пожаловать в „Хэппи Форест“! Отдых — это сила природы».
Патрик проехал по стрелке, свернул к регистрационным домикам и припарковался рядом с красным «опелем».
— Я все сделаю, — сказал он. — Ждите здесь.
В домике Патрик встал в очередь сразу за Николь. Она уже получила ключи от жилья и карту парка.
— Приятного отдыха! — сказала работница за столиком регистрации.
Патрик проводил Николь взглядом. Потом сам подошел к столу:
— Патрик Эшер.
Он дал свою кредитку и посмотрел, как Николь садится в машину.