Заняв свой пост, я обнаружил, что международное левое движение поглощено внутренними склоками, а вот американские либертарианцы и британские апологеты свободной торговли принадлежат к числу самых надежных моих сторонников. Любопытно, что именно идеологическая, этакая квазидарвиновская приверженность тезису о том, что проигравшие на рынке должны сгинуть, подталкивала их ко мне. Они помнили об опасностях закредитованности, и потому их максима, гласившая, что на каждого безответственного заемщика найдется безответственный кредитор, убеждала: плохие кредиты должны быть бременем безответственных кредиторов, а никак не налогоплательщиков. Что касается безответственных заемщиков, те тоже должны расплачиваться за свою безответственность, главным образом через отказ в кредитовании до тех пор, пока они не подтвердят свою надежность.
В черном списке
На протяжении 2010 и 2011 годов я почти каждый день появлялся на радио и телевидении, умоляя правительство смириться с реальностью и признать, как бы тяжело это ни было, что греческий государственный долг подлежит реструктуризации. В моем предложении не было ничего сверхрадикального, ничего такого левацкого. Банки реструктурируют долги корпораций, оказавшихся в стесненных обстоятельствах, вовсе не из филантропии, а руководствуясь, так сказать, просвещенным эгоизмом. Но проблема заключалась в том, что теперь, когда мы согласились на «спасение» от ЕС и МВФ, нам предстояло иметь дело не с банками, а с политиками, которые лгали своим парламентам, чтобы избавить банки от греческих долгов и принять это бремя на государственные счета. Реструктуризация нашего долга подразумевала, что политики должны вернуться в парламенты и покаяться в ранее совершенном грехе, а на подобное они никогда бы не пошли добровольно, опасаясь справедливого возмездия. Единственная альтернатива состояла в том, чтобы продолжать лгать и притворяться, выделяя греческому правительству новые транши, чтобы оно могло погасить долг перед ЕС и МВФ: словом, надвигалось второе «спасение».
Я намеревался испортить им вечеринку и кричал со всех трибун, что наихудшим выбором с нашей стороны будет согласие на новые кредиты. Я прибегал к метафорам: «Это все равно что взять кредитную карту, – сказал я однажды в телеинтервью, – чтобы погасить ипотеку, которая вам больше не по карману из-за снижения вашей заработной платы. Это преступление против логики. Давайте просто скажем нет. Рецессия – противная штука, но вечная долговая кабала куда хуже».
Как-то вечером, когда я вернулся домой после записи очередной программы на ERT, канале греческой государственной радиотелевизионной сети, мне позвонили на домашний телефон. Я поднял трубку и услышал знакомый голос. Звонил Антонис Самарас, тогдашний лидер консервативной партии «Новая демократия», которая считалась официальной оппозицией; этого человека я помог победить четырьмя годами ранее, на всеобщих выборах в январе 2015 года.
– Мы не встречались лично, господин Варуфакис, – сказал Самарас, – но я только что смотрел ваше выступление на ERT и ощутил желание позвонить. Честно сказать, не припомню, когда в последний раз чьи-либо слова по телевизору затрагивали меня так же сильно, как ваши. Спасибо за вашу позицию.
Антонис Самарас не был единственным представителем греческого истеблишмента, который выразил мне свою поддержку. Скажу так: моя кампания обернулась множеством тайных встреч с министрами-социалистами, с оппозиционными консервативными парламентариями, с профсоюзными боссами и так далее; все они чувствовали, что я во многом прав. Никто из них не оспаривал тот диагноз, который я ставил нашему обществу. Социалисты рассуждали как младшие офицеры, которые сознают, что корабль идет прямиком на скалы, но которые слишком боятся капитана, чтобы отказаться выполнять его приказы. Консерваторы – по крайней мере, до ноября 2011 года – держались увереннее: их лидер Антонис Самарас публично выступал против экономии и против «спасения», и потому они ощущали себя вправе примыкать к моим сторонникам.
Несколько дней спустя я приехал в студию ERT, чтобы подготовиться к очередному появлению в главной новостной программе. Генеральный директор сети ранее сделал мне интригующее предложение: вести почти ежедневно короткую программу, которая будет освещать основные новости дня, и сопровождать эти новости моими комментариями о разворачивающейся экономической драме. «Правительству это не понравится, но ваши взгляды важны и заслуживают того, чтобы о них знали», – сказал он решительно. Приятно удивленный (и обрадованный приверженностью главы государственного телевидения плюрализму, вопреки категорическому несогласию правительства с моими взглядами), я ответил, что возьму время на размышление.