Алексис улыбнулся. Он сказал, что вовсе не возражает против конфликта с банкирами, однако, не обладая хоть каким-то влиянием на коммерческие банки, действующие в Греции, попросту невозможно для правительства проводить конкретную отраслевую политику или реализовывать конкретный план реконструкции и развития. Да и центральный комитет СИРИЗА не согласится. Тут он был прав.
Изложите им все следующим образом, ответил я. Как истинные интернационалисты, как прогрессивные европейцы, мы заберем обанкротившиеся банки у коррумпированных греческих «пиратов» и передадим их простым людям Европы, чтобы сами граждане Европы могли вкладывать свои средства в эти банки. В настоящее время банки не способны обеспечить инвестиционный капитал, необходимый для восстановления и развития Греции, поэтому мы только выиграем, передав их, со всеми долгами, в чужие руки. Между тем, продолжал я, можно создать с нуля новый банк общественного развития, в котором разместить оставшиеся государственные активы Греции. Эти активы можно использовать в качестве залога для привлечения новых инвестиций на цели развития, быть может, в сотрудничестве с Европейским инвестиционным банком.
Алексису понравилась интернационалистская и прогрессистская составляющая моей идеи, но вот настолько ли, чтобы он сумел убедить в ее обоснованности центральный комитет СИРИЗА и заставил смириться с нею Драгасакиса? Дилемма, вставшая перед молодым партийным лидером, усугублялась множеством проблем, которые в конечном счете погубили наш план сражения весной 2015 года. Я прочитал это по лицу Алексиса в тот день в штаб-квартире СИРИЗА. С одной стороны, он понимал, что мое предложение – единственный путь к спасению в рамках еврозоны. Но с другой стороны, он не мог заставить себя пойти на разрыв с внутренним партийным истеблишментом.
Лично я был убежден, что мои предложения будут отвергнуты, и это был отличный предлог держаться на расстоянии от СИРИЗА. Пока Алексис оставался заложником внутренних заблуждений СИРИЗА, я твердо намеревался оставаться, так сказать, на обочине, давать советы и критиковать, если попросят, но активно в процессе не участвовать. Три дня спустя, 24 мая, я вздохнул с облегчением, прочитав речь Алексиса, где подробно излагалась экономическая политика СИРИЗА. Пропасть между тем, что они предлагали, и тем, что действительно могло быть достигнуто в рамках еврозоны, виделась непреодолимой. В течение часа я отправил длинное язвительное письмо Алексису и Паппасу, отмечая многочисленные логические несуразности в их посулах избирателям, а также приложил свою оценку умений Драгасакиса составлять внятные и убедительные экономические программы[62].
Невразумительные публичные заявления Алексиса, развязанная греческой олигархией истерия против СИРИЗА и неприкрытые угрозы канцлера Меркель в адрес греческих избирателей, готовых поддержать левых, в совокупности обеспечили тот результат выборов, который оставил Алексиса в оппозиции[63]. Я был одновременно обрадован и опечален: радовался, что он снова попал в парламент и сможет продолжать борьбу, а печалился оттого, что Подкормистан 2.0 теперь, скорее всего, утвердится на долгий срок стараниями нового коалиционного правительства, пляшущего под дудку «Тройки»[64].
Последние дни дружбы
С Яннисом Стурнарасом мы сблизились вскоре после того, как я вернулся в Грецию из Австралии. Это случилось в 2000 году: я ушел из Сиднейского университета ради профессуры в Афинском университете, где Стурнарас числился профессором экономики[65]. У нас сложился неофициальный квартет экономистов-академиков: мы двое, старший профессор Георгос Кримпас и Николас Теокаракис, великолепный ученый и верный друг. Кримпас был для Стурнараса и Теокаракиса наставником, учил их еще студентами, а меня воспринял как нового ученика. Я сменил Кримпаса на посту директора отделения политической экономии: все мы четверо преподавали и развивали эту дисциплину.
Стурнарас работал в университете на неполную ставку, поскольку числился правительственным экспертом при той администрации ПАСОК, при которой Греция вступила в еврозону. Более того, в период переговоров о вступлении в зону евро в 1990-х годах, когда Берлин всячески обхаживал Грецию, Стурнарас занимал пост председателя группы экономических советников, важного органа министерства финансов, и использовал свое положение, чтобы убедить Берлин и Брюссель в готовности Греции к введению евро[66]. Когда Греция наряду с другими европейскими странами перешла на единую валюту в 2000 году, премьер-министр от ПАСОК вознаградил Стурнараса работой в Коммерческом банке Греции, где Яннис стал председателем правления и генеральным директором[67]. Именно на этом последнем этапе его карьеры мы впервые встретились.