Несмотря на свой напряженный график, Стурнарас исправно выполнял обязанности преподавателя – и делал это искренне и с радостью. Наши взгляды на экономические перспективы страны принципиально различались, как и политические воззрения, однако его приверженность университету и теплые личные отношения заложили основу для дружбы. Когда я поступал в международную докторантуру, Стурнарас поддержал мою заявку, уповая на то, что это позволит привлекать студентов с более высоким уровнем знаний и амбиций. В учебные планы и расписания внесли изменения, которые вызвали возмущение со стороны коррумпированных студентов-политиков – и активное противодействие коллег, чьи мелочные интересы оказались под угрозой[68]. Но наш квартет не отступался, и нашей решимости способствовала позиция многих других коллег. Вскоре мы с Яннисом стали частенько общаться вне работы и даже проводить вместе выходные.
В ночь всеобщих выборов в сентябре 2009 года, когда к власти пришел Георгиос Папандреу, мы с Данаей сидели в квартире Стурнараса на севере Афин, следили за результатами голосования по телевизору. Кроме нас присутствовали Яннис, его жена и еще одна пара. Из восьми человек в квартире мы со Стурнарасом единственные не голосовали за ПАСОК в тот день – возможно, потому, что знали подоплеку; это как с сосисками – если знаешь, из чего их делают, есть не станешь…[69] Несколько месяцев спустя Греция обанкротилась и ей уже выделили первый кредит.
На протяжении 2010-го, этого знаменательного для Греции года Стурнарас круто поменял карьеру, заставив знакомых в изумлении заломить брови: стал директором экономического аналитического центра, первоначально учрежденного Национальной конфедерацией промышленности Греции, самой большой и самой известной «гильдией боссов» в стране, традиционно аффилированной с консерваторами из «Новой демократии». Вскоре после назначения Стурнарас принялся лоббировать типовые решения в духе свободного рынка, противоречившие социал-демократическим принципам, которых он долгое время придерживался, когда сотрудничал с ПАСОК. Впрочем, его шаг был не столько отступничеством от социалистов ПАСОК, бывших работодателей, сколько указанием на то, что должно было произойти позднее, когда выделение второго кредита потребовало создания коалиционного правительства. Стурнарас был пионером коллапса центристов, равно левых и правых, которые объединились в неделимое, откровенно дружественное «Тройке» и истеблишменту правительство; окончательную форму оно приобрело после выборов в июне 2012 года.
За месяц до выборов, в мае 2012 года, я заглянул в Афины на обратном пути в США из Берлина, где выступил на конференции, посвященной кризису евро. Приехав в Афины, я позвонил Стурнарасу. Мы встретились на следующий день в кафе в холле отеля у подножия Акрополя; обнялись, расцеловались и обменялись новостями о наших дочерях и партнерах. Переходя к делам, я проинформировал его о своих недавних беседах в Берлине с официальными лицами из Европейского центрального банка и правительства Германии, с финансовыми журналистами и так далее. Еще я упомянул о разговоре, который у меня состоялся с финансистом Джорджем Соросом. Я сказал, что Сорос согласился с моей оценкой греческой ситуации, а также с сутью моих предложений по экономической политике для Европы в целом.
Далее мы со Стурнарасом стали обсуждать греческую программу «Тройки». Было очевидно, что банкротство Греции создало трещину между нами, превратив былые разногласия в пропасть между нашими теоретическими, эмпирическими и политическими взглядами. Стурнарас настаивал на том, что программа «Тройки» вполне жизнеспособна, если взяться за ее реализацию энергично. Я попросил объяснить. Он пустился вещать со своим обычным пафосом.
– Все очень просто, – заявил он. – Программу можно выполнить, исходя из принципа трех четверок: 4-процентный годовой прирост, первичный профицит государственного бюджета на 4 % и 4 % выплачиваются кредиторам в погашение долга по пакету финансовой помощи[70].