– Ну да, это просто здорово, – ответил я. – За исключением того, что греческая экономика никак не сможет достичь одновременного 4-процентного роста и 4-процентного первичного профицита бюджета.
Если правительство публично объявит, что намерено достичь 4-процентного профицита бюджета, в мозгах любого инвестора сразу же возникнет мысль о повышении налоговых ставок – и появится естественное желание не связываться с таким правительством.
Наш разговор оказался бесплодным. Но я по-прежнему верил, что наша дружба, один из немногих сохранившихся мостов между противостоящими лагерями, является достоянием, которое можно использовать на общее благо. Прямо перед завершением беседы я сказал, что мы оба попросту обязаны оставаться друзьями. Яннис, похоже, рассчитывал на какую-то важную позицию в правительстве, тогда как мои идеи вели меня в противоположном направлении, к оппозиции. Но прежде всего мы не должны допустить вражды в наших личных отношениях. Он кивнул в знак согласия, и мы расстались, обнявшись на прощание; оглядываясь назад, думаю, что в этом объятии было мало искренности.
Два месяца спустя, незадолго до выборов в июне 2012 года, факультет экономики Университета Афин рассматривал мое заявление на отпуск за свой счет: я хотел вернуться в Остин и возобновить преподавание там. Подобное было в порядке вещей, и голосование обычно являлось сугубой формальностью, но в данном случае вдруг вспыхнула бурная дискуссия. Причина заключалась в том, что Стурнарас задал руководству факультета следующий вопрос: с какой стати Афинскому университету давать мне разрешение вернуться в Соединенные Штаты Америки, если моя цель состоит в сотрудничестве с Джорджем Соросом, который намерен шортить греческие государственные облигации?
Шортить облигацию значит сделать ставку на то, что ее стоимость упадет, фактически спекулировать, предполагая, что вложения в государственный долг страны сделаются непривлекательными для инвесторов. Если достаточное количество людей потратит достаточно средств на шортинг облигаций, доверие к последним снизится, они потеряют в стоимости, а спекулянт тем самым получит прибыль. Дикое обвинение Стурнараса состояло в том, что я будто бы спекулировал на нью-йоркских финансовых площадках в сговоре с Джорджем Соросом, дабы поживиться на понижении кредитоспособности греческого государства.
Вообще подобные обвинения – что я, будучи завзятым оппортунистом, тружусь не покладая рук над банкротством греческого государства – были излюбленным оружием моих противников. Правые антисемиты, приверженцы теории заговоров, нападали на Сороса как на иудея, замыслившего погубить христианскую (православную) Грецию. С 2010 года, с тех самых пор, как я стал публично рассуждать о банкротстве греческого государства и требовать, чтобы мы признали этот факт, упомянутые правые обратили внимание и на меня, а позже объявили меня марионеткой Сороса. Впервые услышав это обвинение в 2011 году, я немало удивился. А теперь Стурнарас добавил «перчика» к этим смехотворным обвинениям, опираясь, по-видимому, на мой рассказ о спорах с Джорджем Соросом в Берлине.
Однако факты говорили сами за себя: я никогда не покупал или не продавал – и уж тем более не шортил – облигации или акции и никогда раньше не встречался и не общался с Соросом до того группового мероприятия в Берлине весной 2012 года.
Когда мне предъявили это возмутительное обвинение, я схватился за телефон и позвонил Стурнарасу, обуздав свой гнев, насколько мог, чтобы как можно спокойнее спросить, зачем Яннис это делает. Он немедленно извинился, сославшись на «стресс» и на «дурное влияние» СМИ, якобы писавших, что я работаю на Сороса. Я сказал, что принимаю его извинения, но в глубине души сознавал, что Стурнарас пересек, как говорится, Рубикон и отныне никаких мостов между нами не существует.
Через несколько дней после выборов в июне 2012 года, когда спешно собиралось коалиционное правительство Антониса Самараса, я услышал, что Стурнараса хотят назначить новым технократическим – то есть не избранным – министром финансов страны. Он занимал этот пост два года, используя свои полномочия для реализации условий второго «спасительного» кредита настолько скрупулезно, насколько было в его силах, – а в итоге жесткая экономия, введенная сразу после волны сокращений и повышения налогов, ускорила рецессию и окончательно дестабилизировала положение правительства Самараса. Менее чем через два года после победы на выборах, в мае 2014 года, на выборах в Европейский парламент «Новая демократия» Самараса набрала голосов меньше, чем СИРИЗА, и значительно отстала от последней по опросам общественного мнения. Спустя месяц истек срок полномочий управляющего греческим центральным банком, и Самарас воспользовался этой возможностью, чтобы назначить в банк Стурнараса. Если партии истеблишмента проиграют следующие всеобщие выборы, у них, по крайней мере, останется свой человек в центральном банке, способный и готовый мешать планам нового правительства СИРИЗА. Именно так и поступил Стурнарас.