Как только я избавилась от нарциссов в своем окружении, друзей осталось совсем немного. Меня это полностью устраивает. Если какой-то человек мне нравится, это сигнал тревоги: с ним что-то не так.
Всех своих так называемых друзей я поменяла на других людей, которые для меня чуть больше, чем просто знакомые, но чуть меньше, чем настоящие друзья. Большинство из них экспаты, такие же, как я, и они радуются, что есть кто-то, кто говорит по-английски и способен оплатить свою часть счета за ужин. Теперь я удовлетворяю свою потребность в общении, не рискуя стать чьей-то добычей.
Но чем ближе к сорока, тем более жалким это все начинает казаться. Быть взрослым – не значит иметь приятные отношения с приятными людьми, которые тебя практически не знают. Мои дети становятся старше и начинают замечать все больше. Как научить их здоровым отношениям, если у меня самой их кот наплакал?
Чтобы расшевелить это болото, я решила устроить вечеринку в честь своего сорокалетия. Я не пригласила на нее никого из тех, с кем больше всего общалась: профессионалов из среднего класса и знакомых мамаш. Вместо этого я позвала людей, с которыми хотела бы подружиться и которые, как я подозреваю, принадлежат к моему настоящему племени, – писателей и интеллектуалов. В мой тщательно отобранный список гостей вошло с полдюжины человек плюс их партнеры: профессор университета Лиги плюща, кинодокументалист, знаменитый южноафриканский журналист и женщина, бойфренд которой писал для «Нью-Йоркера». Некоторых из них я раньше встречала всего один раз.
Поскольку мой день рождения выпал на воскресенье, я решила устроить у себя дома «день открытых дверей» – с четырех до шести вечера. Это не требовало больших затрат, а поскольку зимний воскресный вечер особенно нечем занять, все согласились.
Весь день я расставляла цветы, резала итальянские сыры, готовила на кухне закуски и протирала бокалы для шампанского. Я одела детей в самые красивые парижские наряды и предупредила, чтобы не трогали еду. За несколько минут до четырех часов я поставила на проигрыватель спокойный, но изысканный джаз – саундтрек моей новой жизни.
И стала ждать, когда мне стукнет сорок. В первый час никто не пришел. Дети, которые сначала сидели тихо, стали канючить, чтобы им дали поесть или хотя бы разрешили уйти. Вскоре у них в глазах появилось что-то вроде жалости: почему на мамин день рождения не пришли ее друзья? Мой муж сидел на диване и читал книгу (по-моему, его все это забавляло).
В пять часов кинематографист прислал эсэмэску: они с женой не смогут прийти. Я убрала два бокала. В 5:15 приехал южноафриканский журналист со своим бойфрендом. Они завели вежливую беседу со мной и Саймоном, оглядывая практически пустой дом. Мы были едва знакомы: неужели они – единственные гости?
Около 5:30 появились четверо или пятеро остальных. Вокруг моего кухонного острова образовались небольшие группки. Я сновала между ними, изо всех сил стараясь создать атмосферу салона. Но мой дом – не шикарный парижский салон. И мои гости – собрание случайных людей, которые не понимали, зачем они здесь. После 6:15 все разъехались, не допив даже первую бутылку шампанского. Никто, кроме моих детей, ничего не ел.
Мой провалившийся сороковой день рождения сделал для меня очевидными некоторые вещи. Я уже не в том возрасте, чтобы устраивать «полезные» вечеринки. Я всего один день жила сорокалетней, а уже все испортила.
• В вашей детской спальне от вас не осталось и следа.
• У вас есть вполне взрослые воспоминания о вещах, которые произошли давно.
• Вы смотрите на пожелтевшую фотографию индианки, сидящей за деревянной прялкой, и понимаете, что вы с ней, скорее всего, ровесницы.
• Вы выходите из дома без макияжа, и все знакомые спрашивают вас, как вы себя чувствуете.
• Вы еще не думаете о ботоксе, но уже склоняетесь к прическе с низкой челкой на лбу.
4
Как растить детей
Чтобы не повторять печального опыта моей семьи, в которой плохие новости скрывались за дымовой завесой, со своими детьми я говорю практически обо всем. Мы обсуждаем всех наших знакомых, в том числе их друзей.
Возможно, я с этим хватила лишку. Как-то утром я провожала в школу дочку (дома мы зовем ее Фасолинкой, потому что, когда она родилась, няня надела ей вязаную шапочку в форме боба) и по дороге сказала ей, что в моем детстве мы почти никогда не говорили об окружающих. Ей это показалось невозможным.