Здесь в бессознательном мы также обнаружим два противоборствующих лагеря. Задача первого – благо для окружающих, то есть «быть для всех хорошим». Цель второго – собственное благо, часто конфликтующее с интересами других людей. А причина раскола – установка, что невозможно гармонично сочетать два этих блага. «По крайней мере, такой маленький и слабый индивид, как я, на это точно не способен», – рассуждает Недоросль. Хотя сознательно мы понимаем, что это всего лишь вопрос менеджмента собственной жизни, было бы желание.
Пример. Ко мне на сессию приходит женщина с жалобами на злость, агрессию, гнев.
Когда мы смотрим на ее фигуру в бессознательном, та говорит: я не отдам эти эмоции, иначе не смогу отстаивать свою ценность перед близкими. Речь о муже и о детях, которые совершенно не ценят ее домашний труд.
Но рядом есть более сознательная часть, которая не хочет агрессироватъ на близких и чувствует вину за негативные эмоции в их адрес.
Налицо берновская психологическая игра «Загнанная домохозяйка», в которой пресловутая домохозяйка бессознательно сама создает условия для героического перенапряжения и сверхусилий, чтобы потом обвинять близких в неблагодарности. Что дает возможность чувствовать свою значимость и утилизировать агрессию.
Эмоциональные «качели» здесь: смена любви (забота о семье) и ненависти (злость) в чередовании действий на благо другим и (запоздало) на благо себе.
Причина проблемы – недостаточная внутренняя убежденность в своей ценности. Отсюда и слишком болезненная реакция на поведение близких, которое героиня трактовала как неуважение к себе.
Как только мы убрали ее убеждения о собственной недооценности, открылись ранее неочевидные решения проблемы: расслабиться и относиться к чистоте спокойнее, замотивироватъ детей иначе, нанять уборщицу и др. – то есть задача наводить порядок из-под грифа священной войны за самоценность перешла в ранг чисто менеджерских, бытовых задач.
Для любых форм расколотости в бессознательном правомерно, во-первых, то, что ни один из враждующих лагерей никогда не одержит победу над другим. И хотя человек сознательно поддерживает социально одобряемые лагери (побуждение, благо других, положительные эмоции), враждующие стороны равносильны, равноценны и потому обречены вечно сменять друг друга. Так маятник никогда не остановится в каком-либо из крайних положений – он непременно совершит возвратное движение и продолжит качаться.
Не понимая этого, Недоросль стремится силой воли задержать себя в фазе активности, принесения блага или положительных эмоций, поскольку эти фазы социально одобряемы. Но силы воли у него, как слабого, хватает ненадолго, и Недоросля неизбежно отбрасывает в компенсаторную, социально порицаемую, но необходимую для выживания фазу пассивности, которая спасает Недоросля от перенапряжения и выгорания.
Социальное одобрение заставляет нас считать нормой для себя фазу активности, однако в действительности – это гиперактивность, способная без достаточного отдыха загнать человека до смерти. Каждый лагерь – то самое крайнее положение маятника – это экстремальный перегиб, неэкологичное состояние для человека, поэтому противофазы вынуждены уравновешивать друг друга. И до тех пор, покуда они существуют, их чередование неизбежно.
Недорослю кажется, что адаптироваться к боли проще, чем исцелиться от нее, и бессознательно он изобретает самые изощренные способы жить с болью, не избавляясь от нее, но и не сходя от нее с ума.
Подлинная норма – это золотая середина между крайностями – та самая ось, которую маятник пролетает на максимальной скорости, ни секунды не задерживаясь в этом положении. Так и с нашим Недорослем: пока он остается психологически незрелым, он обречен находиться либо в гиперактивности, либо в гиперпассивности. Быть либо героем, либо жертвой. Хотя и герой его, увы, – геройствующая жертва.
Я связываю состояние расколотости с лживостью, поскольку, пребывая в нем, наш Недоросль вынужден врать самому себе. Он не хозяин себе и своим обещаниям, он не отвечает за последствия своих действий, лишен воли, не способен делать выбор и оставаться ему верным, ведь завтра он будет руководим какой-то другой силой, а значит, и его выбор изменится.
Такая жизнь подобна лицемерию: ведь никогда не знаешь, которая из личин выйдет на авансцену в следующий раз. Подобный человек воистину двулик и даже многолик, пусть бессознательно, без явного намерения быть лживым.