– Здесь двести пятьдесят тысяч долларов, – торжественно объяснил он. – Они ваши, обер-лейтенант. По прибытии на место получите еще столько же.
– На какое место я прибуду и чем должен заслужить взятку? – вяло спросил Алексей, пытаясь выпрямиться.
– По-русски – взятка, по-моему – возмещение за перенесенные неудобства, – сохраняя невозмутимость, возразил полковник. – Мы профессионалы. Не все ли равно, где и кому служить, особенно если вспомнить, что на родине вас ждет суд трибунала по законам военного времени. Неужели обеспеченной жизни вы предпочтете тюрьму? Глупо даже для коммуниста. Вы не генерал, дислокацию советских войск в Афганистане не знаете. Остальные секреты ценности не представляют.
– В таком случае зачем я вам?
– Нам нужны специалисты, обладающие опытом обучения солдат. Ваших солдат. Вы будете исполнять те же обязанности, что и прежде, но в более солидной должности. Для начала предлагаю чин подполковника.
– Где, если не секрет?
– Никаких секретов. Направим в восемьдесят вторую парашютно-десантную дивизию.
– В ту, что стирала с лица земли Вьетнам?
– Вы здесь тоже огнем прошлись. Но я не собираюсь вступать в дискуссию. Люди военные, в какой бы армии ни служили, призваны убивать себе подобных. К тому и готовимся всю жизнь. Это моя и ваша специальность. Разве не так?
Полковник говорил напористо, убежденно. У Алексея подгибались ноги, несмотря на удушающую жару, бил озноб… Что говорит этот холеный европеец? «Войну не ведут в белых перчатках…» Он прав. Старший лейтенант Сергеев обучен владению оружием. Убивал сам и учил солдат убивать себе подобных.
– Но… – сказал Алексей вслух.
– Никаких «но»! – «киногерой» стер наконец улыбку с губ. – Оставим спор политикам. Мы – солдаты. Мы должны, не рассуждая, выполнять приказ. С этим ты, надеюсь, согласен?
Алексей молчал.
– Но жить ты хочешь? Жить, а не сгнить на помойке? – резко спросил полковник, начинавший терять терпение. – Ты молод, был, наверное, красив, пока не разукрасили афганские партизаны. У тебя будет женщина. Она родит тебе детей…
Дочь… У него есть маленькая дочка! Как он мог об этом забыть?.. Алексей смотрел в окно и ничего не видел. Но знал: там жизнь, деревья, трава, небо. Там свобода. И где-то очень далеко бегает по зеленой траве его маленькая девочка – кровь от крови, плоть от плоти.
– Почему молчишь? – удивился полковник. – Если мало денег, добавлю…
– Не старайся, гад, не возьму, плевал я на твои доллары! – Алексей покачнулся, но устоял.
– Ах ты, сволочь идейная! – лицо полковника стало жестким. Едва уловимым движением он ткнул Алексея в висок. Удар был мастерский. Старший лейтенант отлетел в угол. Стол, стены, пятна, Абдулло – все поплыло перед глазами.
– Может, так скорее сговоримся? – крикнул, оскалившись, полковник.
Не открывая глаз, Алексей прохрипел:
– Не надейся. Меня уже били…
– Плохо! Плохо били!..
Алексей, свернувшись в дугу, обхватил голову руками и стиснул зубы. Удары сыпались один за другим. То, что он молчал, не молил о пощаде, вызывало у полковника еще большую ярость. Алексею пришлось бы совсем худо, не вмешайся переводчик. Молчавший в продолжение разговора, Абдулло тихо сказал:
– Не поможет, господин. Не надо.
Как ни странно, слова подействовали. Пнув лежащего еще раз, полковник пригладил растрепавшуюся прическу, заправил рубашку, одернул пиджак.
– Ол раит! – сказал. – Позови охранников. Пусть уберут эту падаль…
Очнувшись в знакомой камере, оглушенный, измордованный, Сергеев не сразу собрался с силами. Он подтянул колени, со стоном сел. К стене прислоняться не стал – спина обожженно горела.
Пушник ни о чем не спрашивал. Кто знает, как вел себя наверху старлей. Судя по виду, держался правильно. Но все же…
– От меня требовали сотрудничества, – сказал Алексей.
– Сколько предложили?
– Полмиллиона и чин подполковника американской армии.
– Взял?
– Как видишь…
Оба замолчали. Алексей опасливо покосился на сокамерников. Доверять никому нельзя. Они с Пушником однополчане. Попали сюда известно как. А эти, может, сами?.. Попасть – попали, а вырваться можно лишь ценой предательства. Но/кто знает, как правильно? Стоит сказать – да, и кончатся мучения. Надолго ли?.. Предатели не нужны ни своим, ни врагу. Солгавший своему народу – веры не заслуживает… Этот американский контрразведчик использует его, а потом выбросит в ту же помойку.
– Оказывается, ты дорого стоишь. А я и не знал, – неопределенно сказал Пушник.
Алексей вспыхнул:
– Думаешь, продамся?
– Не обижайся, старлей, – примирительно шепнул прапорщик. – Жизнь нас сейчас проверяет на самый жестокий излом. В нашем положении с людьми может всякое произойти.
– Да-да, верить нельзя…
– Кому нельзя, кому – можно. Поодиночке передушат, как кур. А если думать и действовать сообща…
– Считаешь, в тюрьме возможно на что-то надеяться?
– В фашистских лагерях смерти создавали подпольные организации. Мы-то чем хуже?
Разговор был прерван приходом бочковых. Принесли обед. Из дальнего угла камеры вышел огромного роста мордастый мужик, густо заросший рыжей щетиной, взял свою миску и скрылся в темноте.