Рухнула она сразу, в трагический день гибели отца. Случилось это на глазах сына. Отец пытался спасти неизвестно как попавшего на железнодорожные пути крестьянского мальчика и спас, подхватил и поставил на станционный дебаркадер, но сам зацепился полой рясы, не сумел выскочить наверх и погиб страшно. Ужас обстоятельств этой смерти поверг в смятение подростка. Как было понять, что бог верного, слугу своего позволил растерзать на куски бездушной машине да еще в минуту подвига христианского!
После смерти отца семья перебралась в Петербург, и начались годы сомнений, надежд и новых богов. Дальними зарницами засветилась неблизкая еще революция, но, прежде чем выплеснуться штурмующими лавами, должна была она свершиться в сердцах, и, хотя высокомерно парил еще над Россией двуглавый орел, тысячи людей молились уже иным кумирам, ожидая, что грянет выстрел и падет устрашающая подданных уродливая птица. Этого ждали все, но что настанет после выстрела, представляли по-разному. Студент-естественник Воздвиженский верил в науку и гуманность, в силу разума и в революцию-праздник. Бомбы и виселицы, террор пятого года поколебали этих новых богов. Мировая война, которую он начал врачом в Галиции, завершила крах. Умонастроение Воздвиженского пришло в противоречие с умонастроением большинства соотечественников, которых очередные жертвы звали к жертвам новым, а кровопролития призывали к ответным беспощадным действиям. В стране, неумолимо раскалывающейся на два непримиримых лагеря, Воздвиженский решительно отверг гражданскую войну, уверовав, что смерть не есть путь к спасению и нет такой цели, которой можно достичь, смертию смерть поправ. С ужасом наблюдая, как люди, несомненно честные и бескорыстные, неспособные из личных побуждений на малейшую несправедливость, без колебаний принимают и осуществляют решения, приводящие к гибели других людей, среди которых также немало честных и бескорыстных, Воздвиженский не мог постичь исторический смысл происходившего, он видел не борьбу классов, а противоборство отдельных людей, страдающих или заставляющих страдать ближних, а часто оказывающихся губителями и жертвами одновременно.
На время утихли грозы. Воздвиженский жил и работал, пользуясь известностью в научных кругах на юге, куда он перебрался из голодного Петрограда. Отринув бога, он исповедовал в повседневной жизни заповеди его сына, и не только «не убий», но и практическое «кесарю — кесарево». Новое общественное устройство признал без потаенного недоброжелательства, работал много и с пользой, оставаясь все же одиноким и, как он остро чувствовал, чуждым стремительно обходящей его жизни. Сознавая свое положение, он старался не обременять собой и других людей и долго избегал семьи, пока в сорок с лишним лет не посетила его еще одна вера, и Воздвиженский неожиданно для самого себя женился на студентке, искренне полагая, что поможет этой хрупкой девочке укрыться от жизненных невзгод. Он поверил в любовь как в последнее прибежище в этом жестоком мире, спешащем, по его мнению, в придуманное вместо царства небесного счастливое якобы будущее. И снова ошибся.
Привычную горечь испытал Воздвиженский, когда ему пришлось расстаться с последней иллюзией. Правда, прежде жена родила ему дочь. Но на этом и кончилось. Перед тем как уйти, жена сказала много несправедливых слов о том, что он искал рабыню, что он чудовищный себялюбец, похоронивший себя в башне из слоновой кости, атавистический пережиток, зараженный поповщиной, и многое другое, что часто говорилось в те годы. Ушла она одна, пообещав, что заберет девочку, как только устроится на новом месте. Устройство затянулось, и, возмущенный вначале бессердечием жены, Воздвиженский вдруг начал осознавать, что счастье, которое он почти всю жизнь считал неуловимым, незаметно заглянуло к нему в дом и начало согревать душу. Теперь он боялся подумать даже, что девочки с ним может не быть. И ему повезло.
Однажды в дом Воздвиженского постучался мужчина. Оказался он молодым инженером со стройки, на которой работала бывшая жена Воздвиженского, чувствовал себя заметно затруднительно и долго отказывался войти в квартиру в пыльных сапогах, но вошел наконец, а войдя, сказал, сжимая кепку в большой руке:
— Я муж Ани.
— Очень приятно, — ответил профессор, стараясь быть ироничным, а у самого в висках застучало: «За Леной!»
И действительно инженер подтвердил худшее:
— За девочкой я…
— Вы? — спросил Воздвиженский бессмысленно.