Итак, надо начинать с фотографии Якова. Нет гарантии, что, даже зная адрес и место работы, он сможет достать его снимок. Надо сфотографировать Якова сейчас. Что ж, это не такая уж большая проблема…
Хаблак доел рыбу и навалился на уху. Взглянул на Якова и не без удовольствия отметил, как посоловели у него глаза. Чуть-чуть толкнул локтем Ефимова и сказал:
— Хорошо сидим, ребята, и уха классная. В таком обществе не грех бы еще…
— Нет у нас, — объяснил Яков. — Лукьян сегодня должен был мотнуться, все прикончили.
— У нас есть еще, однако…
— Трехсвекольная?
— Из чистого сахара.
— Так что же ты молчишь?
— Видишь, не молчу, но ведь вы сначала…
— Да ты неправильно понял, — встрял Лукьян. — Если из сахара, и еще очищенный, лучше пшеничной.
Хаблак пошел к катеру. Накинул на плечи рубашку, положил в карман вроде бы обычную зажигалку, достал бутылку самогона.
Пока Ефимов разливал, Хаблак размол сигарету, щелкнул зажигалкой. Не загорелась, щелкнул еще раз — теперь имел две фотографии Якова, прикурил, затянулся, но сразу положил сигарету на край стола.
— Бросил я, — начал оправдываться, — но когда выпью, хочется…
— Оно все в соответствии, — решил пофилософствовать Лукьян. — Говорят, отрава для организма, но ведь приятно. У меня сын тоже бросил, но вижу, опять сосет…
— Приезжает сын? — спросил Хаблак чуть ли не машинально, но вопрос этот оказался едва ли не важнейшим, поскольку Лукьян вдруг сообщил такое, что у Хаблака вдруг вытянулось лицо, и он, чтобы скрыть волнение, схватил стакан и отхлебнул довольно вонючего, хоть и разрекламированного самогона.
А Лукьян сказал:
— Мой Митька нас не забывает. Да и что ему, тут он поблизости, возле райцентра. В карьере работает.
«В карьере производятся взрывные работы, — подумал Хаблак. — И этот Митька мог достать взрывчатку. Не ту ли, что взорвалась в Борисполе?»
— Знаю я тот карьер, — заметил Хаблак. — И что там ваш Митяй делает?
— Начальником участка он,
— Что-то не припоминаю.
— Дмитрий Червич, не слышал?
— Нет.
— А его многие знают. Весь в меня, даже изобретения имеет.
— Такие люди! — воскликнул Хаблак. — Мне приятно, что сижу с вами за одним столом. И ты, Яков, изобретатель?
— Рационализатор, — хохотнул тот. — У меня вся жизнь — сплошная рационализация.
Он сам дал повод Хаблаку задать вопрос, давно крутившийся у него на языке, и майор немедленно воспользовался этим:
— Вероятно, интересная профессия? Где ты работаешь?
— Во! — показал ему большой палец Яков. — У меня работа — во! Не пыльная, и все кланяются…
— Умеют же люди устраиваться!
— Голову для этого надо иметь, — ответил Яков, но тут же почему-то согнул руку, демонстрируя и правда впечатляющие мышцы.
— На промтоварной базе он… — объяснил Лукьян. — Это такая работа: что пожелаешь, то и будет.
— Точно, — вздохнул Ефимов. — У меня один знакомый работает на нашей базе, так все имеет.
— Сравнил! — не без бахвальства сказал Яков. — У нас база республиканская, усек?
— Тем более приятно познакомиться, — расцвел в улыбке Хаблак. — И кем же ты на базе?
— Ну и дурак, — безапелляционно заявил Яков, — ежели так спрашиваешь… У нас важно не кем, а что можешь… Ну грузчиком, какое это имеет значение! Главное, знаю, что где лежит, а без меня — ни-ни…
— Финские сапоги можешь достать? У нас в универмаге выбросили, так расхватали…
— Я все могу! — Яков бесцеремонно вылил остатки самогона в свой стакан. — Вы завтра подскочите, а то мы послезавтра в Киев возвращаемся. Конечно, прихватите с собой, посидим, побеседуем, тогда и договоримся. Ты ко мне приедешь, я тебе все устрою, для хороших людей нам ничего не жалко.
Хаблака подмывало спросить у Якова фамилию, однако воздержался — недаром же тот прячется на пустынном днепровском острове, и Бублик только наезжает к нему.
Подумал: впрочем, он и так знает о Якове достаточно, а завтра будет знать абсолютно все. Ну, может, не все, а то, что нужно на этом этапе расследования.
И пусть себе Яков с Лукьяном еще денек загорают и ловят рыбу тут на острове.
18
В Киев возвратился Коренчук. Первое, что увидел Хаблак в кабинете Дробахи, большой желтый портфель, набитый бумагами. Он стоял на стуле возле самых дверей, будто подчеркивая деловитость своего хозяина, а сам лейтенант пристроился в углу, по привычке зажав руки между колен.