— Прошу обо мне не беспокоиться, — резко ответила она, отворачиваясь. — Кроме того, я предупредила вас, что меня зовут Марией Павловной Скворцовой. Не забывайте, пожалуйста.
Он глядел на нее с той же раздражающей дружеской усмешкой.
— Не понимаю, зачем вы брыкаетесь, — сказал он. — Я ведь обижать вас не собираюсь. Мы не на работе — трудовой день кончился. Можем говорить, как люди.
Она сердито повернулась к нему.
— Вот что — как люди! А на работе, значит, мы не люди? Удивительная у вас логика! Ставлю вас в известность, что я в служебные часы такой же человек, как и в неслужебные. Я не превращаюсь по звонку из человека в зверя и из зверя в человека.
— К чему такие преувеличения? — возразил он спокойно. — Я имел в виду только то, что на работе мы работники и что в это время интересы дела командуют у нас всем остальным. Человек может мне нравиться, а его служебные действия — нет. И я не постесняюсь разнести его действия. Не надо путать личные отношения с деловыми. Женщины обычно их путают.
— Ничего не могу поделать, товарищ Камушкин, я женщина, — объявила Маша. — Придется уж вам с этим прискорбным фактом помириться, равно как и с тем, что я не разделяю отношения на деловые и бездельные… то есть, простите, личные.
На это он возразил с прежней веселостью:
— А я не собираюсь скорбеть по поводу того, что вы женщина. Совсем наоборот, очень рад этому.
Маша поняла, что переспорить Камушкина ей не удастся. Она проговорила с досадой:
— Знаете, кончим наш нелепый разговор. Боюсь, через несколько слов вы договоритесь до того, что я вам нравлюсь и что вы без меня жить не можете, хотя отлично до сих пор жили. Извините, мне нужно идти. До свидания!
Она решительно пошла к выходу. Камушкин следовал за ней. На улице она крикнула ему с гневом:
— Почему вы идете за мной? Разве вы не слышали, что я сказала вам: до свидания!
Он приблизился к ней вплотную и заглянул в лицо. Она отвела голову. Он был серьезен и хмурился.
— Не глупите, Маша! — сказал Камушкин. — Девушке нельзя одной идти ночью по этой дороге. Разрешите, я вас провожу. Я свободен и сделаю это с удовольствием. Если вам не нравится беседа со мною, я буду молчать, это обещаю. Хоть вообще мне, конечно, есть что вам сказать по личному вопросу.
Она молчала, не желая соглашаться и не решаясь отказать. Он поспешно добавил:
— Я серьезно, поверьте. А если вы уйдете одна, я все равно буду следовать сзади — на всякий случай. Никогда не прощу себе, если с вами что случится.
Она сдалась:
— Ладно, идемте. Только предупреждаю — чтоб вы держали себя прилично. О вас говорят, что вы не очень церемонитесь, я сама в этом убедилась — в деловых отношениях, конечно. Так вот — давайте больше не ссориться.
Он взял ее под руку, она тут же высвободила ее. Они с шоссе перейми на ширококолейку: на шпалах снегу было меньше, чем на камнях шоссе. У обрыва горы снова началось шоссе. Постройки остались позади, слева чернел провал долины, справа поднимались крутые диабазовые склоны. Неяркое полярное сияние вспыхивало и металось в небе, скупо населенном бледными звездами, в свете сияния можно было различить повороты дороги. Потом оно вдруг стало разгораться, в далекой высоте бешено крутились световые вихри, обрушивая на землю ливень сверкающих стрел и копий. Маша остановилась, запрокинув голову.
— Красиво! — сказала она. — Целый ураган света.
— Красиво, — согласился Камушкин. — Бывает еще красивей. Для влюбленных лучше луны. Жаль, что мы с вами не влюбленные.
Маша, хоть Камушкин вел себя сейчас хорошо, не так, как в управлении, была еще зла на него. Она возразила небрежно:
— В самом деле, вам жаль? Да, правда, вы ведь радуетесь, что я женщина, а не мужчина и собираетесь что-то сказать «по личному вопросу». Уж не хотите ли вы объясняться мне в любви? Вот было бы чудесное завершение наших служебных бесед. Что же вы молчите?
— А что мне говорить? — ответил он угрюмо. — Насмехаться вы умеете. Скажи, что любишь вас, такое услышишь, что жить не захочется.
— Правильно, — подтвердила она. — Признаюсь вам по чести, вы мне не нравитесь. И мне тоже жаль, но только не того, что мы не влюбленные, а что нет повода — я бы вам рассказала, как я к вам отношусь и каким вижу вас.
Он обернул к ней насупленное лицо и предложил:
— А вы валяйте Так — без повода. Интересно послушать. Хочу знать, каков я кажусь со стороны.