— Сенека? — улыбнулся Жак.
— Да, Сенека, — жестко подтвердил Иван Андреевич.
— Уважаемый господин профессор, — вздохнул Жак. — На меня и это не подействует, пожалуйста, не расстраивайтесь по-пустому. Я — человек, я — в ресторане. Здесь многое можно... Не использовать такую возможность грешно. Отдыхайте и постарайтесь не волноваться... — Он вышел из-за стола.
Ивану Андреевичу показалась нелепой прогулка одинокого человека меж столами. Жак останавливался то у одного окна, то у другого, смотрел на ближние горы. Вернувшись к столу, сел, будто не заметив Ивана Андреевича, резко постучал вилкой по хрустальному фужеру.
И это было нелепо — стучать по посуде. Еще Иван Андреевич удивился, когда к столу кокетливо подлетела белокурая девушка в платье из прозрачной ткани. Она по-дружески улыбнулась Жаку, с любопытством взглянула на Петракова.
— Наш гость, профессор из России, — отрекомендовал Жак.
Девушка учтиво кивнула, села рядом с Жаком, после секундного раздумья поставила острые локоточки на край топорщившейся накрахмаленной скатерти, начала поправлять заколки в светлых волосах. Поправляла долго, старательно, под прозрачной тканью платья подрагивали маленькие, без лифчика, груди.
— Как вы находите, господин профессор? — пробормотал Жак.
— Послушайте, уважаемый!.. — Стул под Иваном Андреевичем заскрипел.
— Все понятно, господин профессор, — рассмеялся Жак. — Думаете, компрометирую вас? — Он отстранился от профессора, на лице обозначились острые, худые скулы. — Не собираюсь делать этого.
— Вы пьяны! Вы обязаны выслушать!..
— Обязан? А я не хочу. У меня своя жизнь. Почему вы не думаете об этом? Вижу, с вашей нравственностью не согласуется. А нравственно лишать меня элементарных человеческих вещей?
— Что ж, не слушайте! — гневно вскочил Иван Андреевич. — Я немедленно уеду отсюда!
— Пожалуйста... Эх, господин профессор, вы еще не совсем старик, займитесь Лейдой, я другую себе закажу. Хоть какое-то впечатление останется... Не хотите? — Жак притянул к себе девушку, заглянул в глаза: — Пойдем, дорогая...
Иван Андреевич полез в карман, чтоб рассчитаться, но вспомнил: еще в Копенгагене растратил валюту. «Ну и пусть! Он заварил кашу, пусть и расхлебывает!»
Вышел из ресторана, думал, ветер освежит его. Но ветра не было. Лишь раскаленные камни да горячий настой воздуха.
Машины не видно. Куда бы ей деться? Вокруг ни кустов, ни строений, кроме плоского, наполовину утопленного в скалы ресторана. Прошел по дороге. За поворотом начиналось ущелье и бетонка круто уходила вниз. Голые скалы, остро нависшие над дорогой, волнение марева над раскаленными вершинами.
Внизу ущелья, среди камней, извилистым столбиком вился пар. «Отчего бы это?» — подумал Иван Андреевич. Вскоре послышалось резкое шипение, в камнях забурлило, набирая силу, все выше и выше поднимался фонтан горячей воды. И вдруг струя оборвалась, словно под камнями кто-то резко перекрыл кран. Прошло несколько минут, и фонтан вновь ударил свистящей струей.
«Гейзер», — понял Иван Андреевич. Ему доводилось бывать на Камчатке, в долине гейзеров, и он видел подобное. Значит, и здесь вулканическая деятельность не погасла. Но все это не привлекло особого внимания Ивана Андреевича. Ни домов не видно, ни машин — вот что огорчило его.
Пришлось повернуть обратно. Руководители научного Центра не должны были поручать Жаку встречу и сопровождение иностранного гостя. Разве позволительно столько времени не знать, где гость и что с ним?
Он вспомнил, как жена Мария уговаривала остаться дома. Определялась судьба сына, а отец предпочитает международную конференцию. У Ивана Андреевича еще не были подобраны материалы для участия в конференции, не с пустыми же руками ехать, из-за этого накануне отъезда в кабинете обложился бумагами и даже не ночевал дома. Уже под утро на заваленном рукописями столе протрещал телефон. Догадался — Мария. Притворно-равнодушным голосом она спросила, хорошо ли спалось и сможет ли он сегодня побывать дома. Обиделась.
Иван Андреевич с трудом выдержал наступившее молчание. Мария повторила:
— Надеюсь, ты свободен после работы?
Тогда он сдавленно произнес:
— Скоро заеду... Я все же улетаю. Конференция важная...
Заскребло на сердце. Он долго поправлял галстук, осматривал содержимое саквояжа, будто опасаясь забыть что-то, хотя знал: все только что проверено. Глянул на себя в настенное зеркало в комнате секретарши. Зачем глянул, и сам не знал; он не был щеголем, а костюм на нем достаточно свежий, в полном порядке. Потом четко осознал: тянул время, ведь предстояло объяснение с Марией. Что он скажет? Все, что надо было, он уже сказал. Не подействовало...