Костя не возражал и, когда Сашка исчез в двери, стал чутко прислушиваться ко всем звукам, доносившимся из-за забора. Отец уже должен быть здесь. И Костя не ошибся: из-за высокого, ветхого, с большим проломом забора донесся отцовский голос и резкий, точный стук молотка по металлу. Костя почему-то поежился.
Глава 11. ЛЕНИНГРАДЦЫ
Купаться пошли вдвоем — Люды не было дома, а брать Иринку Сашка не захотел. Без Люды было скучно, и купался Костя без всякой охоты, он плавал и все время думал и гадал, увидит ли ее сегодня. И еще он думал об отце: чем все это кончится?
Когда они вернулись, за ветхим забором уже не стучал по металлу молоток и не раздавался отцовский голос. На скамье возле дома сидели Геннадий Алексеевич, Сашкин отец, и ленинградцы, хозяева «Волги»: плотный лобастый мужчина и его жена, управлявшая, по словам Сашки, машиной. Они о чем-то громко спорили, и, когда ребята проходили мимо скамьи, Геннадий Алексеевич подозвал Сашку.
— Ну как вчера скатали в Кипарисы? — хрипловато — у него была астма — спросил Геннадий Алексеевич.
— Хорошо. Такие фотографии… Высший класс!
— А назад плыли морем! — вставила Иринка, оказавшаяся рядом. — Качало здорово! И Костя выстрелил из лука!
Костя напрягся, боясь, что она еще что-нибудь вспомнит.
— Деловые ребята, — сказал отец. — Никого не укачало?
— Все в норме! — ответил Костя и неожиданно смутился, потому что сказал не свои, а любимые отцовские словечки. Впрочем, его смущение тут же прошло: к ним подошла Люда и очень мягко, даже, можно сказать, нежно посмотрела на него, Костю. Так посмотрела, что в нем уже не стронулось что-то, а буквально сорвалось с места и понеслось, понеслось невесть куда. Он даже забыл все то, что случилось у него с отцом…
— А все-таки, Геннадий Алексеевич, в это невозможно поверить! — внезапно заговорил ленинградец, видимо продолжая оборванный разговор, и погладил неподвижную правую руку в черной перчатке — теперь было ясно, почему машину водит его жена. — Что ж, выходит, и мы с вами сейчас потихоньку сползаем в море?
Люда положила руку на Сашкино плечо и стала слушать разговор, Костя посматривал на нее и тоже слушал. Он сразу догадался, о чем речь: Сашкин отец работал инженером в противооползневом управлении.
— Представьте себе! — Геннадий Алексеевич провел худыми пальцами по широкому морщинистому лбу. — Вы видели пьяную рощу возле нефтебазы? Отчего, вы думаете, деревья так наклонились? Почва ползет. И бывшая вилла князя Рюмина слегка накренилась, и даже царский дворец, такой, казалось бы, прочный, стронулся с места, уже трещины есть на боковых стенах…
— Но ведь с этим надо что-то делать! — взмахнул рукой ленинградец. — Это же невероятно! Ты слышала, Леля?
— На главной автостраде едва успеваем ликвидировать последствия оползней… — продолжал Сашкин отец. — Видели таблички, когда ехали к нам: «Опасно, оползень!»?
— Как же не видеть! — сказала тетя Леля. Она была седая, худощавая, быстроглазая, в шерстяной малиновой кофте. — Много объездов, и в газетах читали. И все это, выходит, потому, что при строительстве домов пласты земли под площадку срезаются глубже, чем нужно, и рубят лес и кусты, которые держат землю, и неосторожно роют траншеи подземных коммуникаций…
— Причин много. Может, мы и наши дети еще не сползем и доживем свое в этих домах…
— Спасибо, успокоили, — горько усмехнулась тетя Леля.
— Кстати, ваш дом не мешало бы снести, — вздохнул ленинградец. — Двухэтажная развалюха!
— Я говорю о хороших домах, Николай Тимофеевич… — Сашкин отец закашлялся. — А ведь может так случиться, что наши внуки и правнуки и не увидят всей красоты побережья.
— Скажите, есть какое-нибудь средство от оползней? — спросила тетя Леля, и Костя увидел, как Люда несколько раз кивнула, да и Сашка открыл было рот, но, видно, решил, что отец ответит авторитетней.
— Есть. Вдоль берега надо отсыпать широкий галечный пляж, с берега в море проложить боны, поставить волноломы…
— И поможет?
— Безусловно. Уже проверено. Да вот стоит дорого, и центральные ведомства, которым принадлежат санатории и пансионаты, не торопятся выделять средства… Вот в чем беда!
— А говорят, что дот у моря будут убирать, — вклинился в разговор Костя, — дескать, некрасивый, мешает курортному пейзажу.
Сашка озабоченно вскинул голову.
— Кто говорит? — Он недоверчиво посмотрел на Костю, и тот, поняв, что на Женечку в таком вопросе ссылаться несолидно, сказал:
— Многие… А ты что, не слышал?
— Ни разу! Ведь этот дот заслуженный, его надо не взрывать, а подправить и устроить в нем филиал нашего музея!
— Саша, тише, — попросил его отец, — Костя говорит чистую правду: кое-кто хотел бы его сломать, да неизвестно, позволят ли это сделать директору «Нефтяника», на чьей территории находится дот. Решать-то будет горисполком. И может помочь военкомат.
— Так что утешься: как-нибудь спасут твой дот, — сказала Люда. — Ты согласен, Костик?
— Я в этом ни минуты не сомневался! — заявил Костя и тут же залился краской: уж слишком значительно и натужно сказал. И опять навалилась на него тоска.
Смеркалось. В Сашкин дом в одиночку и парами сходились отдыхающие, снимавшие здесь комнаты и углы. Зажглись огоньки в сараях тех, кто переселялся в них на лето, чтобы с весны до холодных ноябрьских ветров терпеть неудобства: спать кое-как, на шатких раскладушках или дощатых нарах. Ребятам приходилось учить уроки и решать задачки на краешках наспех сколоченных столов, при свете керосиновых ламп с закопченными стеклами в клетушках, куда не провели электричество. У них на побережье многие неплохо зарабатывают, сдавая койки. Кое-кто и по двадцать коек ухитряется втиснуть в свое жилье. Сашкина семья ничего не сдает — у самих народу много, а сарайчик, где бы можно было пережить курортный сезон, крохотный, нежилой.
— Попьем чайку, — предложил Геннадий Алексеевич, и все встали со скамейки. Взрослые пошли наверх, а Костя не знал, что делать. Пора уже было проститься с Сашкой и Людой, но Костя все медлй^1 и мучился. Вдруг Сашка сказал:
— А ты что ж? Идем. — Сашка двинулся к лестнице, и Костя пошел за ним, потому что некуда было ему деться.
Комната Сапожковых, в которую они вошли, не казалась тесной, хотя в ней и жило семь человек: Мебель в ней была раздвижная, и на день сдвигалась, сильно уменьшаясь.
Тетя Надя, Сашкина мама, уже расставила на столе чашки с чаем. Костя быстро огляделся: вон Люда с Иринкой, надо подальше от них. Он сел рядом с Сашкой. Николай Тимофеевич помешивал ложечкой чай и говорил:
— Могу и вас прихватить, Геннадий Алексеевич… Леля будет у нас гидом… Средневековые города — ее основная специальность… Лучше их она ничего не знает.
Тетя Леля смущенно улыбнулась:
— Слушайте его больше… В поездках моя основная профессия — шофер, и я думаю не о средневековых городах, а о том, как бы не налететь на встречный самосвал и не свалиться кверху колесами в кювет. Вот о чем я думаю, а все остальное великолепно выветривается из головы!
— Ну да, прибедняйся, так мы тебе и поверим, — заметил ее муж, и взрослые засмеялись.
— Спасибо… Вряд ли смогу поехать с вами, — сказал Геннадий Алексеевич. — Много раз был в Пещерном городе, да и некогда мне, сейчас такая горячая пора…
— А я бы на твоем месте поехал, — проговорил Сашка. — Давно ведь был там, все позабыл… Ты, папа, прости меня, ленив и нелюбопытен, это именно о тебе сказал мой великий тезка…
«Кого он имеет в виду?» — подумал Костя.
— Что ж делать? — глубоко вздохнул отец. — Моя энергия и любопытство перешли к вам, ребятишки, а я остался без всего, так что живите с утроенной энергией и любопытством…
— Бедняга ты, наш папочка, все оползни да оползни! — хмыкнула Люда и внезапно блеснула в сторону Кости глазами: — Костик, а ты был в Пещерном городе?
Косте стало неловко. Он ни разу не был в этом городе, расположенном в пятидесяти километрах от Скалистого, куда ходили специальные экскурсионные автобусы, — то был знаменитый город. Об этом извещали огромными буквами афиши в центре Кипарисов, говорили по местному радио и писали в газетах. Отец часто рассказывал дома, как возил туда туристов, наших и иностранных, потому что, как они объясняли, это позор — побывать на побережье и не посетить город на скале, описанный во многих солидных исторических трудах: в нем есть и развалины какого-то храма, сложенного из каменных плит, и крепостная стена, и обломок ворот, и улица с глубокими колеями: тысячу лет назад выбили их колеса древних повозок… Туристов отец возил туда, а вот его, Костю, ни разу не свез, хоть тот и просил…