Катер сбавил обороты, пошел медленней, и еще громче загудело за тонкой переборкой море, и сильней стало подбрасывать суденышко.
— Приготовиться, — прежним, командирским голосом сказал Рыжухин, встал, и тотчас встали его заместитель лейтенант Горохов, командиры отделений и все десантники, надевая вещмешки с боеприпасами и сухим пайком, поправляя на плечах лямки, подхватывая оружие.
Гуськом выбрались на палубу. Впереди — черный, почти невидимый, погрузившийся в холодную ночь берег, грохочущий прибоем, обдающий ветром, и вокруг ни огонька — ни на берегу, ни на катере. На самых малых оборотах подходит СК к черте прибоя. Ближе, ближе — чтоб было не очень глубоко, и можно было прыгать с борта.
Волны уже перекатываются через палубу, хлещут по ногам. Впереди — тусклый блеск пены. В лицо — брызги. Калугин стиснул в зубах солоноватую ленту, чтоб не сдуло бескозырку. В небе темно — ни луны, ни звездочки. Повезло… Рыжухин махнул рукой, и в воду, придерживаясь за канат, первым прыгнул лейтенант Горохов. Он был высокий, и вода пришлась ему по грудь. И тотчас, вскидывая вверх автоматы, ручные пулеметы и вещмешки с боеприпасами, в ледяную клокочущую воду стали прыгать моряки. С особой осторожностью спустили и приняли на руки радиста с походной рацией. Каждое их движение по сто раз было заранее отработано, и высадка шла более гладко, чем на некоторых тренировках.
Вот спрыгнул в воду Костя, Калугин подал ему с борта мотающегося катера твердый угловатый мешок с толом, старшина схватил его и, поудобней приладив на плече, медленно двинулся к берегу. За ним в море спрыгнул Калугин — сразу промок и тело свело от холода, — получил в руки такой же мешок, прочно пристроил его на плече и пошел за Костей.
В спину били волны, подталкивали, охлестывали, и Калугин несколько раз чуть не упал, поскальзываясь на камнях, покрытых слизью и водорослями. Но всякий раз удерживался. Кости уже не было видно, исчез, растворился во тьме. Калугин двигался вперед. На ремне его болтались гранаты, на шее — автомат. Только бы не ухнуться в воду, только бы не обнаружил их враг, не включил и не направил сюда прожекторы…
Глава 24. ВЗРЫВ
— Приехали, — сказал парень в белой тенниске, оторвав Калугина от мыслей, и протянул ему новенькую, ни разу еще не переломанную трешку. Счетчик показывал два с полтиной, и Калугин полез в карман за сдачей.
— Не надо, — небрежно бросил парень, повернул ручку дверцы и выпустил из машины девушку. «Сопляк, — подумал Калугин и обиделся, никогда он не обижался на своих клиентов, а старался найти с ними общий язык и согласие, но сейчас от воспоминаний и собственных неудач все у него так обострилось и напряглось, что он обиделся. — «Перед этой красоткой форсишь? А сам ли заработал эти деньги, чтоб разъезжать на такси и угощать ее? Не папаша ли, какой-нибудь начальничек или работник прилавка, дал? Зелененький, не знаешь почем фунт лиха, а уже нос дерешь. Принимай же сдачу копейка в копейку, чтоб не прикидывался этаким барином перед девчонкой…» Пока Калугин, быстро высыпав на ладонь мелочь, отсчитывал сдачу, они уже вышли из машины — красивые, загорелые, с беззаботными лицами.
— Эй, возьмите! — Калугин в окно протянул сдачу, однако парень даже не обернулся на его голос. — Сдачу возьмите! — громче сказал Калугин, но парня и его подружки уже и след простыл. Ну и черт с ними!
Калугин включил газ, чтоб двинуть дальше, но здесь, сотрясаясь всем телом, к нему подбежала пожилая, рыхлая, сильно затянутая и пестро одетая дамочка. Калугин с усталой грустью посмотрел в зеркало на узкие подкрашенные губки дамочки, на плотный, старательно наведенный румянец на ее щеках, под которым угадывались морщины, и подумал, что вот эта, конечно, помнит войну и была она тогда молоденькой девушкой, не старше подружки предыдущего пассажира; она приехала сюда, чтоб сбросить заботы, возраст и снова почувствовать себя молодой и красивой. Но если и ей он начнет вот сейчас рассказывать, как все было здесь, когда высаживали их десант, она ничего не поймет и будет смотреть на тебя, как на полоумного. Да и самому Калугину трудно, невозможно было теперь поверить в то, что происходило той ночью…
…Он уже выбрался на берег, когда услышал, точнее, почувствовал сзади какое-то движение, какую-то задержку в высадке. Он обернулся и в темноте увидел — нет, опять, скорее, почувствовал, — что волны кого-то сбили с ног и потащили в море. Конечно же, это был Петя Кузьмин! Его вытащили, поставили на ноги, и тут же, на гальке, десантники разобрались по отделениям и, оставив на берегу небольшую группу прикрытия, углубились в ночь. Шли довольно плотно, чтоб не нарушить границу коридора. Впереди — мокрый, в чавкающих сапогах, с обвисшими лентами бескозырки — двигался Петя Кузьмин, показывая дорогу. Калугин с грузом шел за Костей. За ним еще двое с грузом. Они шли, сильно подаваясь вперед под тяжестью, а сзади и по сторонам двигались их товарищи, словно прикрывая, защищая их, потому что в вещмешках находилось то, от чего зависел успех всей операции.
Было очень темно. Казалось, луна и даже звезды получили строжайший приказ не высовываться из-за туч, и они неукоснительно выполняли его. Наверно, было холодно, но Калугин не замечал этого. Где-то совсем рядом спал городок, настороженный, захваченный врагом, из-за каждого угла или дерева грозивший им окриком часовых или пулеметной очередью…
Неподалеку остервенело лаяли собаки. Справа, ближе к нефтебазе, время от времени вспыхивали прожекторы (десантники тогда инстинктивно прижимались к земле и замирали), пробегали по низкому небу, забитому тяжелыми ночными тучами, по черному штормовому морю и гасли. Тогда моряки отрывались от земли и, пригнувшись, длинными перебежками следовали дальше. Скоро они пересекли пустынное шоссе, обошли с тыла Скалистый и по окраине его, ближе к горам, через сады, виноградники, завалы и каменные ограды, по тропке, с детства знакомой Пете Кузьмину, двинулись к нефтебазе. Указательный палец Калугина упирался в спусковой крючок автомата. Тяжести ноши он почти не чувствовал.
Он видел впереди мешок Кости и шел за ним.
Потом тропа спустилась вниз. У темного кирпичного строения остановились на минуту. Передохнули. Рыжухин с Гороховым и командиры отделений шепотом посовещались о чем-то, и группа метнулась дальше, перебегая от здания к зданию. Совсем рядом с ними прошла машина. Потом до них донеслась громкая, отрывистая немецкая речь, впервые услышанная собственными ушами вражеская речь — противник считал, что ему не от кого прятаться, и вся группа вбежала вслед за Петей через калитку в воротах в глубокий двор и переждала, пока голоса не удалились и не замерли в ночи. Спереди все сильней бил в нос запах бензина. Он густел, крепчал, и скоро от него стало мутить и поташнивать — они приближались к цели.
Нефтебаза, как они уже знали, сильно охранялась, и пробраться к ней незамеченными было невозможно. Пока что десантникам везло: их не обнаружили. Осталось последнее — бросок к воротам. Подождали, оглядываясь, выбирая момент, и по жесту Рыжухина ринулись через открытую площадь: впереди — отделение прорыва и саперы. У высокого проволочного заграждения, окружавшего нефтебазу, их окликнули. Бесшумно убрать часовых не удалось, и тишину ночи прорезала автоматная очередь. И все же удар был так внезапен, что противник почти не оказывал сопротивления. Костя, с напряженным, застывшим лицом стоявший у кипариса (он прислонил к нему мешок с толом), крикнул Калугину и двум другим морякам с толом: «За мной!»