Поляк покорно сложил руки. Воробьев подошел и быстро скрутил руки шнуром.
Второго связали почти спящего. Вывели осторожно и, прижавшись к стенкам амбара, отвели к своим.
Сидевший на крыше, ничего не подозревая, стал что-то насвистывать.
— Что с ним делать? — спросил Воробьев ребят. Никто не ответил.
В это время поляк громко позвал кого-то. Не получив ответа, стукнул ногой по крыше. Сочно выругался. Потом решил слезть с крыши. Повернул голову и… увидел троих ребят. Двое возились с лошадьми, а один на всякий случай еще крепче закручивал руки связанным.
Сотую долю секунды смотрел поляк с крыши. Одним броском швырнул винтовку, переметнулся на другую сторону и пропал за гребнем крыши.
— Упустили, дьяволы! Двое с одной, а я с другой стороны бежим ловить! — крикнул Воробьев.
Обежали амбар: будто на крыльях несется поляк через поляну в лес.
— Не стреляй, не стреляй! — крикнул Воробьев прицелившемуся Павленко.
Сам метнулся к захваченным польским лошадям, прыгнул в седло и, не попадая ногами в стремя, выскочил за амбар.
Поляк пробежал шагов двести, оставалось ему до леса не больше сотни.
Выхлестывая на ходу клинок, коршуном летел за бегущим Воробьев.
«Уйдет, уйдет! В лесу не поймаешь!» — билась мысль.
Осталось беглецу до леса шагов десять, как Воробьев на всем скаку хватил его по голове клинком.
По инерции поляк пробежал этот последний десяток шагов и упал, ткнувшись головой в дерево.
— Это за Гришутку! — сказал Воробьев, трясущимися руками вкладывая клинок в ножну.
Подбежавшие ребята осмотрели карманы убитого. Забрали карту, бумаги, компас и бинокль.
Отправив с Павленко и Серовым пленных и сказав, что́ доложить комбригу, Воробьев с остальными поехал вперед к селу, которое приказано было осмотреть.
Через километр, не больше, четверо, ехавшие шагом, услыхали впереди цоканье копыт.
Моментально свернули в лес и, сбросив винтовки, замерли.
Навстречу ехал рысью польский кавалерист.
— Этого возьмем в плен, — приказал ребятам Воробьев.
Пропустив ехавшего мимо себя, четверо выскочили на дорогу. Поляк оглянулся и сразу перевел лошадь в галоп.
Просчитались ребята.
Лошадь поляка в несколько бросков оставила погоню позади. Всадник внезапно скрылся за ближайшим поворотом.
— Поймаем!.. На-ко, выкуси вот… Поймай теперь его… — на скаку кричал Воробьеву маленький, юркий Грачев.
Подскакали к знакомой сторожке. На секунду мелькнул скачущий поляк на дороге, по которой Павленко с Серовым повели пленных и лошадей.
— Он наших догонит и порубит! — закричал Воробьев. — Давай гони за ним… Давай!
Скакали еще минут десять. Вдруг услыхали впереди несколько выстрелов. Обмерли. Неужели догнал наших и пострелял с тыла?
— Скорее, скорее!
Прижали лошадей из последних сил.
— Стой, стой! Куда вас черти несут? Чуть было не постреляли и вас, заодно с этим!
Остановились ребята. На дороге лежит убитый поляк, а рядом издыхающая раненая лошадь.
— А Павленко с пленными? — спросил, задыхаясь от погони, Воробьев.
Начальник разъезда, улыбаясь, ответил.
— Вон вы чего торопились! Боялись, чтобы этот сзади на ваш конвой не наскочил? Ваши прошли минут пятнадцать тому назад. Комбриг послал вас разыскать и вернуть. Здорово ребята работали, нам уже те, которых встретили, рассказали. Какой из вас Воробьев-то?
Еле отдышавшийся Воробьев ответил:
— Я Воробьев!
Начальник разъезда, улыбаясь, ответил:
— Молодец, кацап. Здорово скрутил, да и рубать мастак. Ну, катай к комбригу, а мы тут за вас поработаем. Трогай, братва! — скомандовал он своим.
Почти у самого штаба догнал Воробьев Павленко с пленными. Последние ни слова не говорили по-русски, как ни пытался Павленко расшевелить их вою дорогу.
Доставили трофеи прямо командиру и комиссару бригады.
Слушая рассказ Воробьева, прерываемый через каждый десяток слов поддакиванием и репликами ребят, комбриг сначала недоверчиво качал головой, а потом заливчато захохотал.
— Ну, ребята, молодцы. За это вам всем разведчикам даю по револьверу, а Воробьеву кроме того трофейную лошадь. Вот молодцы-то! А? Как ты скажешь? — обнял комбриг комиссара. Тот, тоже улыбаясь, ответил:
— Ясно… орлы… Хоть куды с ними!
Гришин подробно расспросил Воробьева. Радости и того и другого не было предела. Десятый раз повторял Воробьев о бегстве польского наблюдателя с крыши и преследовании его. Передавал со всеми подробностями.