— Командир, Хек очухался, — Квин сразу же вскочил со своих нар, едва только услышал голос одного из легионеров. — Вон, воду дует как лошадь и байки странные травит. Это надо слышать…
Толстяк, действительно, сидел в углу их пещеры, окруженный почти всеми ветеранами, и что-то вещал с восторженным лицом, время от времени прикладываясь к кувшину с водой.
— … Чего выскалите зубы, черти? Я говорю вам, все было именно так! — Толстяк смачно сплюнул на камень пола. — Вон у Тости спросите. Хотя чего спрашивать, по его роже и так все понятно… Я не знаю где мы оказались. Эти коротышки что-то дали нам выпить сразу же в тоннеле и мы все отрубились.
Квин же, подходя ближе к компании, вдруг заметил нечто, что раньше прошло мимо его внимания. Он уставился на голову Хека, вечно лохматая и грязная шевелюра которого была аккуратно подстрижена. Совсем изменилась борода легионера, которая из неряшливой мочалки превратилась в небольшую бородку аристократа. «Что это все такое?».
— … Братцы, я такого даже в борделях Золотого города не видел. Стены, потолок из чистого золота! Вот такие, с локоть, пластины! — сначала почти шепотом, а потом все громче и громче говорил Хек, ловя жадные взгляды обступивших его со всех сторон легионеров. — Я не знаю что это и где… Боги, это не описать словами! — пошатываясь, встал он на ноги и начал жестикулировать. — Все сверкает, глаза слепит. Жратва! Чего только нет! — с остекленевшими глазами он яростно машет руками. — Братва, тушеные перепела! У-у-у! Такой аромат, слюни текут. Мясо с косточек само сползает. Жареный хряк! Целый! Жирок с него стекает!
Слушая Толстяка, Квин сглотнул тягучую слюну. Куски жаренного мяса прямо в живую встали перед его глазами. И, казалось, протяни лишь руку и возьми этот ароматный, истекающий жиром кусок мяса.
— А выпивка… Сколько там было выпивки! Это рай, братья! Я такого пива никогда не пил! — надувал щеки Толстяк от возбуждения. — Вино рекой. Каждый глоток, как сказка.
Со стороны нар поднялась одна фигуру и, шатаясь, тоже направилась к стоявшей кучке. Это был очнувшийся Бури с красными как у безумного кролика глазами.
— Толстяк, расскажи им про баб, — буркнул он и подняв здоровенный кувшин с водой, присосался к нему. — …
БАБЫ! Едва только прозвучало это слово, байки Толстяка про жратву и выпивку были мгновенно забыты. Легионеры, многие из которых уже несколько месяцев не видели ни одной женщины, чуть на стены пещеры не полезли.
— Ребята, там были такие девки, — заговорщическим тоном продолжил Хек, привалившись к стене. — Сиськи — во! Ляжки — во! — если честно, то из округляющих замахов руками у Хека вырисовывались женские прелести просто чудовищно размера. — Я говорю вам, они были именно такие! Трактирная Марта из нашего гарнизона глядя на них просто лила бы горючие слезы!
Еще через некоторое время, когда легионеры перешли к обсуждению подробностей «райских» суток, Квин отошел от них. Главное, Толстяк уже рассказал и дальше пошла лишь обычная болтовня, в которой толку для сотника было ни на грош…
«Вот, значит, о каком подарке говорил Владыка». Размышлял Квин, вновь усевшись на свои нары. «Он кормил и поил их от пуза. Привел девок. Толстяк еще говорил о каких-то золотых стенах и поле. А их одежда? Это же настоящий шелк! Да, его не каждый сотник мог позволить… Чего добивается этот коротышка? И что он готовит еще?».
В этот момент Хек вдруг вскакивает с места.
— А это?! Вы видели это?! — ревет он, вытаскивая из складок своей рубахи какой-то сверток. — Вот! Кинжал из настоящего гномьего железа! Глава клана одарил таким каждого из нас! — Квин повернул голову и тут же словно прирос глазами к сверкающему черному блеску клинка, которым Толстяк тыкал вверх. — Вот! И он сказал, что точно такой же получит каждый стахановец. Ну тот, кто будет лучше всех трудиться.
… Надо ли говорить, что в этот и последующий дни нормы в три вагонетки руды легионеры Квина не просто перевыполняли, а многократно перевыполняли. В один день, полумертвые от усталости, они вообще приволокли к воротам десять вагонеток, доверху груженных красной рудой.
14
В такое время редко что бродил по Широченскому лесу, известному своими глубокими оврагами, непроходимыми буреломами. Дикое зверье даже сюда особо не заглядывало: далеко, да и поживиться особо нечем.
Однако, если же кто бы решился в ночное время углубиться в дремучую чащу, то немало бы удивился увиденному. Там в самой глубине, далеко от торгового тракта и лесных тропок, он сразу бы почувствовал дым костра, запах готовящейся похлебки и лошадей. Подойдя же еще ближе, меж стоявших стеной деревьев странник заметил бы и множество огоньков от костров, вокруг которых стояли заваленные снегом шалаши.