Усмехнувшись над своими мыслями, парень чуть привстал. Густой туман стал рассеиваться и скоро уже можно будет прибавить ход, что не могло не радовать. «Это просто отлично, а то вторые сутки плетемся черепашьим ходом. Одна радость, что вражинам такая погода тоже не по душе. Все попрятались где-то… Ладно, что у нас там дальше?! Во второй повозке моя крошка должна быть — первая наша пушка. Моя прелесть, ха-ха! Хотя это скорее не совсем пушка, а так здоровенный дробовик для Халка. Но палит этот ублюдочный дробовик на загляденье, выдавая почти двух метровый факел пламени и пять кило дроби. Не хило, скажу я вам! Думаю, многие обделаются или захлебнуться кровью при первым выстрелах… Словом, козырь в рукаве у меня будет. Конечно, это не король и даже не туз, но все же… Дальше… Порох по мешочкам рассыпан и сложен в задней части повозки. Запас дроби не большой, но, думаю, при случае камни раздробим. Нечего лишнюю тяжесть с собой возить».
Лошадки продолжали мерно стучать копытами каменной дороге, немного убаюкивая и успокаивая. От этого парня то и дело тянуло зевать, выворачивая челюсть. «Что у нас там дальше? В третьей повозке тоже пушка. Калибр у нее конечно чуть больше, но, что греха таить, тоже дробовик. Как говориться, оружие ближнего радиуса действия… За сотню шагов косить такой пушкой можно. С семидесяти — шестидесяти шагов, так, вообще, без шансов… Фирма веников не вяжет, проверено! С полусотни шагов от ствола дуба оставляет одни лохмотья». Чего уж тут говорить, но о пушке Колин думал с большой теплотой. Несмотря на все свои недостатки — большая тяжесть, прыгающая отдача при выстреле, дикий испуг самих пушкарей, пушка-дробовик была настоящим оружие их того другого мира. «А вот если попробовать пальнуть прямо с повозки, то пожалуй, можно будет и далеко за сотню шагов рубануть. Ладно, надо по поводу этого хорошенько покумекать, глядишь, что и выйдет… В другой повозке, кажется, гранаты лежат. Да, точно! Набили мы ее с верхом, как только стенки ее выдержали. Ничего, оружия мало не бывает. Чем больше гранат, тем лучше! Мы этих чертей с землей смешаем! Закопаем… Черт, что же так спать охота?».
Дальше, так сидеть уже не было никакой мочи. Зверски клонило в сон. Того и гляди свалишься со своего насеста и попадешь под колеса повозки. Колин с хрустом потянулся и полез в котомку за припасами. «У-у-у-у, просто офигенный бутер! Вот это я понимаю дичь! А то, помниться, друган один до аварии, угощал меня подстреленной им уткой. Бог мой, тощая, один кости. Это был воробушек, а не утка! Такую грех-то есть!».
После перекуса сидеть стало по-веселее… «На привале нужно хоть с часик погонять народ с пиками. Иначе с этими восьмиметровыми дурами и не управишься. Ничего, помучаемся, жирок немного сгоним. Спартанцев, конечно, из нас не получиться, но, по крайней мере, за такой стеной из копий отсидеться сможем… Пусть нас и крохи, но на небольшой квадрат хватит. Выстроим такую стенку, в центр которой поставим пушки, а за спину катапульты… Словом, сначала дадим с десяток залпов из катапульт огненными снарядами. Потом, стрельнем чуток из арбалетов. А как эти черти подойдут ближе арбалетчики хватанут копья и приготовятся встречать гостей. Когда же добрый Сульдэ со своими легионерами подойдет еще ближе, то заговорят и мои красавицы. Думаю, пару залпов мы должны успеть сделать… А там, посмотрим, как карта ляжет. Или король Роланд сможет подоспеет или…».
Солнце медленно опускалось вниз, окрашивая раскинувшийся по берегам реки гномий лагерь в темные цвета. Над многими шатрами и землянкам словно в подражании закату торчали длинные древки с черными полотнищами. Кое-где к длинным палкам привязывали и выкрашенные в черный цвет пучки пакли, плотные кисточки конских волос.
Лагерь казался вымершим или покинутым. Не слышались азартные голоса бьющихся об заклад гномов, не раздавался смех над толстолобыми шутками очередного шутника, не звенел метал мечей и секир поединщиков. Перед землянками и шатрами не было костров с булькающей ароматной и сытной похлебкой.
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у, — среди всего этого над рекой раздавался лишь монотонный заунывный звук, напоминавший то ли вой, то ли стон, то ли плач. — У-у-у-у-у-у-у-у.
Издававшие его почти четыре десятков седобородых гномов — старейшины кланов — сидели сидели прямо на земле и, положив друг другу руки на плечи, заключали в круг высокий помост. Образуя единой целое, они медленно раскачивались из стороны в сторону, не прекращая издавать при этом этот тяжелый горловой звук.