И тут эти сверкающие стрелы вдруг начали с с громкими хлопками взрываться. ХЛООП! ХЛООП! ХЛООП! ХЛООП! ХЛООП! Рвались высоко в небе пороховые ракеты, наконечники которых были начинены магнием. Они расцветали в небе диковинными цветами, лепестки которых доставали до самой земли. ХЛООП! ХЛООП! ХЛООП! ХЛООП! ХЛООП! Часть ракет, с ужасающим свистом летевших над самой землей, взрываясь, словно кегли раскидывали в разные стороны орущих от страха шаморцев. Другие, взрываясь, превращались в желтоватые облачка горчицы, частички которой сухим дождем осыпались на мечущихся по полю воинов. Вдыхавшие мельчайшую горчичную пыль люди с хрипом, соплями и слезами перегибались по полам и хрипели...
А над всем этим вспыхивающим яркими огнями полем звенел непрекращающийся грудной рев, который, казалось, забирался в самое твое нутро. Это был ровный басовитый звук шмеля, выросшего в сотни раз и разбухшего до невиданных размеров. Легионеры, что стояли в первой линии перед надвигавшимся на них и ревущем чудовище, с криками боли валились ниц и катались по замерзшей земле, закрывая глаза и уши. Кто-то падал на колени и отчаянно молился богам, чтобы дьявол пощадил его. Лишь самые стойкие устояли или просто бежали прочь от этого нестерпимого звука и страшного зрелища.
20
В шатре командующего было жарко и жутко воняло кислым потом и немытым телом. Сюда примешивались ароматы жареного конского мяса и переродившегося кумыса.
- Ты неплохо сегодня сражался, Даданджи, - чавкая набитым мясом ртом, проговорил Сульдэ. - Первым взобраться на стены вражеской крепости может только настоящий воин, настоящий бессмертный. Об этом говорят и твои раны...
Сидевший на мохнатых шкурах рядом с ним Даданджи, голова которого была перевязана какой-то бурой тряпкой, кивнул ему в ответ. Сегодняшний штурм, действительно, дался ему нелегко. Уже на стене, куда он взлетел по штурмовой лестнице, ему едва не срубил голову какой-то шустрый мечник. От его удара хоросанский шлем на голове Даданджи смяло едва не в лепешку, словно он был не из доброй стали, а из гнилой кожи. Слава Богам, ольстерский мечник не стал добивать его, а бросился на другого шаморца.
- Крепость была почти в наших руках, - угрюмо буркнул он в ответ, хотя похвала командующего ему явно пришлась по душе. - Если бы посланная сотня вовремя оказалась под стенами, то Шариот уже лежал бы у наших ног, а ольстерские бабы под нами.
Сульдэ с сытым рыганием отложил толстую кость в сторону и смачно приложился к кубку с кумысом.
- Завтра крепость падет. У этого мальчишки больше нет сил. Перебезчики говорят о больших потерях, - Даданджи тоже отложил в сторону кость, которую только что глодал. - Еще один штурм и все, войне конец... Тогда мы сможем отдохнуть.
В этом месте кромка леса проходила почти по самой верхушке холма, откуда открывался вид и на внушительную громаду самой крепости и на широко раскинувшийся сотнями и сотнями ярких огоньков-костров шаморский лагерь. Редкие деревья почти не закрывали обзор для выходящих из леса фигур, одетых в мешковатые белые одежды. Сразу же за ними тяжеловесные бютяги, ведомые под узды погонщиками, осторожно тащили здоровенные фургоны, оставлявшие глубоко вдавленные в снег следы.
- Стой, стой, - вскинул руку вверх Колин, останавливая первого фургона. - Распрягайте. Кром готов уголек и машину, но пока ничего не разжигай, - из люка на верхушке фургона мелькнула большая голова Крома, кивнула и тут же скрылась в глубине повозки. - А, вы, расчехляйте китайские фонарики. Черт! Во втором фургоне самый большой ящик тащите! Так ясно? Тогда быстрее, быстрее...
Тройка бывших легионеров, расположившихся рядом с ним, рысью умчалась в сторону темневшей второго фургона. Колин же повернулся к Квину, облокотившемуся на дерево.
- Не опоздали ли мы сотник? Больно уж обшарпанной выглядит крепость, - гном обшаривал взглядом стены крепости и пространство рядом с ними, хорошо совещенные лунным светом. - Как думаешь?
Сменив позу, Квин оторвался от ствола дерева и тоже стал осматривать крепость. Судя по ничего не выражающему лицу, ничего страшного он там не увидел. Собственно, это он и сообщил.