- Огонь!
И, собрав все силы, все же выставил винтовку и принялся стрелять, почти не целясь. Первая линия танков была рядом. Пехота шла позади третьей. Танки лязгали и скрежетали гусеницами. Ромашкину казалось - три машины нацелились прямо на него. Он все же не потерял самообладания, скомандовал:
- Приготовить гранаты и бутылки!
И сам выхватил из ниши тяжелую зеленую бутылку. "Наверное, из-под пива", - мелькнуло в голове. Только поднялся, как тут же увидел чистые, надраенные траки гусеницы. Бросить бутылку у Ромашкина уже не хватило сил, он как-то сразу обмяк и упал лицом вниз. Танк, рыча, накатился на траншею, обдал горячей гарью, скрежеща и повизгивая, полез дальше. "В спину удобнее, у него позади нет пулемета", - вспомнил Ромашкин. И, стараясь оправдать свою секундную слабость, ухватился за эту мысль: упал он для того, чтобы перехитрить танк. Вскочив, Василий метнул бутылку в корму танка, грязную, покрытую копотью и снегом. Бутылка разбилась, слабо звякнули осколки. Но пламя, которое ожидал увидеть Ромашкин, не вспыхнуло. Все машины первой линии прошли невредимыми через траншею.
"Что же это? Почему танки не горят?" - растерянно думал Ромашкин. Он взял связку гранат - четыре ручки, как рога, в одну сторону, и одна, за которую держать, в противоположную. Связка была тяжелой. Ромашкин кинул ее вслед удаляющемуся танку, целясь в корму. Но связка, не пролетев и половины расстояния, упала на грязный снег. Ромашкин присел, чтобы не попасть под свои же осколки.
Рыча, приближалась вторая линия танков. Сквозь гудение моторов слышался крик пехоты.
И тут словно из-под земли выскочил Куржаков.
- Вы что, черти окопные, заснули? Почему пропустили танки? - Увидев Ромашкина, искренно удивился: - Ты живой? А почему пропустил танки? Пристрелю гада!.. - закричал Куржаков.
- Не загораются они. Я бросал бутылки, - виновато сказал Ромашкин.
- Бросал, бросал! А куда бросал? - кричал Куржаков так, что жилы надувались на шее.
Холодея от ужаса, Василий вспомнил: "Бросить бутылку надо на корму так, чтобы горючка затекла в мотор".
- Да что с тобой время терять! - Куржаков схватил бутылку и побежал наперерез танку - тот выходил на траншею немного левее. Ромашкин тоже с бутылкой ринулся за ним. Куржаковбросил бутылку вдымящую корму и тут же лег. Ромашкин метнул свою бутылку и, так как бежать было некуда, свалился на ротного.
Куржаков сразу завозился, сбрасывая с себя Ромашкина, и вдруг стал смеяться.
- Ты чего? - удивился Ромашкин.
- Бутылки-то не гранаты - не взорвутся, а мы с тобой, два дурака, улеглись.
Без всякой паузы Куржаков, стараясь перекрыть шум боя, скомандовал взводу:
- По пехоте - огонь! - Он стал стрелять, быстро двигая затвор винтовки.
Расстреляв обойму, Куржаков спросил:
- Где твои пулеметы, почему молчат?
Василий кинулся туда, где перед боем поставил ручные пулеметы. Самый ближний оказался на площадке, но пулеметчик, раненный и перебинтованный, сидел на дне траншеи. "Когда он успел перевязаться?" - удивился Василий и спросил:
- Ну, как ты? Стоять можешь?
- Могу, - ответил пулеметчик.
- Так в чем же дело? Надо вести огонь, - сказал Ромашкин, помог бойцу встать к пулемету, а сам побежал дальше.
Второй пулеметчик был убит. Василий прицелился и застрочил по зеленым фигуркам. Они закувыркались, стали падать. Первый пулемет тоже бил короткими очередями, и немецкая пехота залегла.
- Ага, не нравится! - воскликнул Ромашкин и прицельно стал бить по копошащимся на снегу фашистам. Подбежал веселый Куржаков:
- Видишь - дело пошло! Смотри, наш танк разгорелся...
Ромашкин оглянулся и увидел охваченный огнем, метавшийся по полю танк. Другой, со свернутой набок башней, дымил густым черным столбом, правее и левее горело еще пять машин, это поработали артиллеристы.
Вдруг снаряды накрыли фашистов, залегших перед траншеей. В перерывах между артналетами они стали убегать из-под огня назад, к третьей линии танков, почему-то остановившейся. И тут из-за леса вылетели штурмовики с красными звездочками на крыльях и пошли вдоль строй немецких машин. Частые всплески от разрывов бомб, вздыбившийся снег, земля и дым заволокли всю нейтральную зону. Сделав еще заход, штурмовики улетели. В поле чадили и пылали огнем подбитые танки. В одном из них рванули снаряды, бронированная коробка развалилась, из нутра ее вырвались яркие космы огня.
- Так держать! - сказал довольный Куржаков и добавил: - Но учти: ты должен все делать сам. Я за тебя взводом командовать не буду. - Повернулся и ушел на свой наблюдательный пункт.
"Зачем он так?.. - пожалел Ромашкин. - Вроде бы все наладилось, и опять обидел. Но, с другой стороны, он прав, без него дело могло кончиться плохо. А я, лопух, растерялся, даже как бутылки бросать забыл".
До вечера отбили еще одну атаку. Ромашкин чувствовал предельную слабость: сил не осталось, даже шинель казалась тяжелой. Вспомнил: "Сегодня мы не завтракали, не обедали, не ужинали". Вспомнил и ощутил, что совсем не хочется есть. Попить бы только. Чаю бы крепкого, горячего. Ромашкин обошел уцелевших солдат, сосчитал убитых, велел отнести их в лощинку позади траншеи. Вспомнил раненых - они сами, без помощи ушли в тыл. Он глядел на почерневшие, осунувшиеся лица красноармейцев, и его поразило сходство с теми, которых они сменили. Теперь и его бойцы ходили, как те, устало, вразвалочку, шинели на них испачканы землей и гарью. "Вот и мы стали чернорабочими войны", - подумал Ромашкин, и его охватила грусть оттого, что война совсем не такая, какой он представлял ее. "Откуда же правду о войне знала та женщина в военкомате? Откуда знали другие, они ведь никогда не видели фронта? И почему я не знал всего этого?"
Когда начало смеркаться, за Ромашкиным прибежал связной.
- Командир роты вызывает.
На НП Василий встретился с тремя сержантами - это были новые командиры взводов. Кроме Ромашкина, ни один взводный не уцелел.
- Хватит мне к вам бегать, - беззлобно сказал ротный, и Ромашкин понял: в трудные минуты Куржаков бывал в каждом взводе. - Решил вызвать вас. Доложите о потерях.
Докладывали по очереди - по номерам взводов.
- Восемь убитых, четверо раненых, - сообщил Ромашкин.