Василий рассказал о родном Оренбурге, об училище, о команде, с которой прибыл сюда впервые, о ранении и возвращении в полк после поправки.
- Значит, ты еще и ветеран наш! - воскликнул Гарбуз. - Вот, Кирилл Алексеевич, как мы кадры изучаем: лейтенант в полку со дня формирования, боевой парень, а для нас это новость.
- Побольше бы таких новостей, - сдержанно сказал Караваев. - Патриот полка - это похвально.
Василий опустил глаза. Знал бы командир, какой он "патриот полка"! Из резерва командного состава все стремились вернуться в свои части. А он, Ромашкин, вспомнил, как в первом же бою выбило здесь его товарищей по училищу, представил на миг свирепого ротного Куржакова, и не захотелось ему сюда возвращаться. Но в отделе кадров пожилой майор, вскинув на Ромашкина усталые глаза, спросил:
- Тоже небось в свою часть хочешь? - И, не дожидаясь ответа, пообещал: - Сделаю. Полк искать не придется - до него рукой подать. Приходи после обеда за предписанием.
Так он и попал снова в роту Куржакова. И ему теперь ставят это в заслугу. А где она, заслуга? Однако опровергать ничего не стал - не хотел обидеть командира.
Тайком одергивая злосчастную гимнастерку, Василий думал с тоской: "Уж скорее бы отпустили... Но, если ранят вторично, обязательно буду искать свой полк. Не из-за того, что за это хвалят, и не потому, что знаю теперь здесь и Караваева, и Гарбуза, и бойцов своего взвода. Главное - они знают меня: кто я и на что способен. Оказывается, это очень важно".
- В гражданке, до войны, как жил? Кто отец, мать? Кем стать собирался? - продолжал расспрашивать Гарбуз.
На эти вопросы ответил, вздохнув:
- Отец в горисполкоме по строительству работал. Недавно погиб. Здесь, под Москвой. Мама преподает историю. Самому хотелось стать летчиком, да не прошел по зрению, одной десятой не хватило. Боксом еще занимался...
- И как успехи в боксе? - перебил командир. - Разряд имеешь?
Василий усмехнулся:
- Был чемпионом "Спартака" в среднем весе.
- Слушай, Ромашкин, да ты просто клад! - восхитился Гарбуз. - Мы тут с командиром подобрали тебе должность хорошую. Судили только по ночному бою, а оказывается, ты вообще находка для такой должности. - И, взглянув на Караваева, умолк выжидательно: командиру полка полагалось высказать Ромашкину официальное предложение.
- Есть в полку взвод пешей разведки, - начал Караваев. - Командует им лейтенант Казаков. Давно командует, засиделся, пора его на роту выдвигать. Но подходящей замены не было. Туда нужен человек особенный - энергичный, находчивый, ловкий. У вас есть все эти качества.
- И даже больше! - убежденно сказал Гарбуз.
- Кроме того, - продолжал спокойно Караваев, - боксерские ваши достижения... Каждый спортсмен - борец, самбист, гимнаст, боксер - это же потенциальный разведчик. Однако учтите, товарищ Ромашкин, сила разведчика не только в кулаках. Ему еще и голова нужна, причем постоянно.
Предложение было слишком уж неожиданным. Василий усомнился:
- Справлюсь ли я?
- Уже справился, - громогласно заверил Гарбуз. - Трех "языков" сразу взял. Что еще нужно?
Василию показалось, что майор чуть-чуть поморщился. Гарбуз тоже приметил это:
- Извини, Кирилл Алексеевич, я, кажется, перебил тебя?
И Караваев спохватился: не обидел ли комиссара непроизвольно мелькнувшей гримасой? Поспешил объяснить, почему поморщился:
- Уж очень ты, Андрей Данилович, на алтайских своих просторах громко говорить привык.
- Есть такой грех, - согласился Гарбуз.
- А опасения у лейтенанта правильные. Служба в разведке потребует учебы. Ну, ничего, поможем. Казаков опыт передает. Раза два на задания сводит. Разберетесь вместе, что к чему. - Караваев посмотрел на часы, потом вопросительно взглянул на комиссара. - Пора бы уж ему прибыть...
- Да, задерживается, - откликнулся Гарбуз.
Василий подумал, что задерживается Казаков. Но тут раздался конский топот, скрипнули полозья, и командир с комиссаром, не надевая шинелей, только схватив шапки, метнулись к двери. Однако запоздали: в блиндаж вместе с клубами пара входил, пригибаясь, генерал. Караваев, вскинув руку, четко стал докладывать ему:
- Товарищ генерал, девятьсот двадцать шестой стрелковый полк находится в обороне на прежнем рубеже. За истекшие сутки никаких происшествий не случилось, кроме доложенного вам ночью.
- Здравствуйте, товарищи! - еще более мощным, чем у Гарбуза, голосом сказал генерал.
Он был в высокой каракулевой папахе, в серой, хорошо сшитой шинели, очень длинной - кавалерийской.
"Меня бы за такую отругали, - подумал Василий, - нашему брату покороче положена".
- Ну, где ваш ночной герой? - спросил генерал, неторопливо расстегивая шинель.
- Вот он, - кивнул Караваев в сторону Ромашкина.
Генерал, не оглядываясь, сбросил шинель на руки Гулиеву, который уже стоял сзади. Осмотрел Ромашкина, не выпуская его руку из своей холодной и жесткой с мороза руки, произнес торжественно:
- Поздравляю, лейтенант, с наградой. Вручаю тебе от имени Верховного Совета медаль "За боевые заслуги".
Красивый, высокий старший лейтенант подал командиру дивизии красную коробочку.
- Дайте ножик или ножницы, - потребовал генерал. Майор Караваев догадался, для чего это нужно, быстро подал остро заточенный карандаш.
- Тоже годится, - одобрил генерал и расстегнул пуговицу ужасной, будто изжеванной, гимнастерки Ромашкина. Покрутив карандашом, сделал в гимнастерке дырку, вставил туда штифт медали, потом залез рукой Василию за пазуху, на ощупь завернул гаечку и, хлопнув его по плечу, сказал:
- Носи, сынок, на здоровье. Заслужил!
Оглушенный всем происходящим, Василий не мог понять, что Гарбуз, незаметно для других, подсказывает ему. Наконец, опомнясь, с большим опозданием гаркнул:
- Служу Советскому Союзу!
Гарбуз вздохнул с облегчением, а генерал похвалил:
- Ну, вот и молодец!
Адъютант развернул на столе карту, командир дивизии подошел к ней, подозвал Караваева и Гарбуза.
Ромашкин остался один на середине блиндажа и не знал, что же ему делать. Первое, на что он решился, - надеть шинель, чтобы никто не видел его отвратительной гимнастерки, правда, на ней теперь сияла новенькая медаль, которую очень хотелось потрогать. Но у двери стоял Гулиев неудобно было обнаруживать свою слабость перед солдатом. Шепотом спросил ординарца: