Но почему они не сделали это сразу? Почему допустили целый год кровавого сумасшествия? Почему Национальная гвардия сбросила жирондистов и открыла путь якобинцам? Первые выглядели гораздо симпатичнее. Они были отнюдь не сторонниками жестких мер по отношению к кому бы то ни было и даже не против монархии. Но жирондисты держались так называемого федерализма — выступали за большую автономию провинций. А с другой стороны, по их же почину 20 апреля 1792 года была объявлена война Австрии. Правда, старая королевская армия уже оказалась недееспособной. Две трети офицеров эмигрировали. С таким удачным сочетанием внутренней и внешней политики Франция потеряла бы Эльзас и Лотарингию не в 1870 году, а, например, в 1793-м. И обязательно Корсику. И, может быть, Руссильон, Наварру, Бургундию… С великодушными жирондистами Людовик XVI наверняка бы остался в живых и даже королем, и, скорее всего, не исключительно Иль-де-Франса, но определенно его королевство в размерах весьма бы сократилось. А кровавый Робеспьер как раз выступал против войны и за единство страны. Он не смог предотвратить первое, но всеми своими изуверскими методами отстаивал второе. И пока якобинцы отправляли осужденных тысячами на гильотину, Гюлен, Эли и другие сержанты, ставшие офицерами вместо бежавших королевских, учили необстрелянных новобранцев воевать под прусским и австрийским огнем в буквальном смысле этого слова. Они создавали новую армию, и им пока было некогда разбираться с безумными адвокатами и беснующимися санкюлотами. Те обеспечивали им хоть какой-то тыл, и на том спасибо.
Но неистовство якобинцев не знало границ. На гильотину отправлялись и военные. Особенно после бегства Лафайета и Дюмурье. А революционная тактика стала давать плоды. Новая французская армия начала побеждать. И в терроре, страхом объединяющем страну и мобилизующем силы на ее защиту, больше нужды не было.
Чем известен полковник Шарль-Андре Мерда, смертельно раненный в Бородинском сражении и посмертно произведенный в бригадные генералы? Это он во время ареста Максимилиана Робеспьера прострелил тому челюсть. Еще одна блистательная карьера — из жандарма в генералы, пусть и посмертно. А примерно через два месяца после гибели Мерда чуть не погиб и Гюлен. Ему, как и 28 лет назад Робеспьеру, тоже прострелили челюсть.
Этот эпизод в жизни сержанта-прачки прекрасно показывает, какое значение может иметь личность в истории, даже если она не Наполеон Бонапарт. Некий генерал Мале, убежденный республиканец, бежав из психиатрической лечебницы (где он находился с 1807 года за подготовку заговора против Наполеона), предъявил фальшивые документы одному из командиров Национальной гвардии и сумел убедить его солдат, что император погиб в России. И те вслед за заговорщиками бросились захватывать Париж, дабы восстановить республику. О малолетнем сыне Наполеона, наследнике, никто и не вспомнил. Были арестованы министр полиции и префект, занимались Сенат, казначейство, банк, городские заставы… В общем, все шло успешно, пока Мале не заявился к коменданту Парижа, а им был как раз Гюлен. Тот не поверил в то, что Наполеон погиб в России, и Мале, увидев сомнение на лице Гюлена, выстрелил в него. Мятежного генерала схватили, и к утру военный переворот был подавлен. Таков оказался сержант-прачка, получивший после выстрела Мале прозвище «Général bouffe la balle»4. Он встал на сторону восставших — и восстание свершилось, он воспротивился восставшим — и восстание провалилось. За что бы ни брался Гюлен, у него почти все получалось. Не зря Наполеон назначал его на особо важные посты — комендантом Вены, Берлина и наконец Парижа. Если бы не Гюлен, император французов из России вернулся бы, скорее всего, в республику.
А что у Гюлена не получилось? Не получилось спасти того самого маркиза де Лоне, которому после взятия Бастилии он гарантировал жизнь и отправил в ратушу, но по дороге напала толпа, и маркиза с еще шестью защитниками крепости убили. Голову де Лоне потом таскали на пике по Парижу. Несчастный маркиз считается одной из первых жертв революционного террора. Пятнадцать лет спустя, весной 1804 года, Гюлен попытается спасти жизнь герцогу Энгиенскому. Военная комиссия, а он будет ее председателем, осудит того на смерть. Не согласный председатель сделает все, чтобы казнь была отменена, попытается организовать встречу осужденного с консулом Бонапартом. Не получится. Но он попытается.