Взятие Бастилии — пожалуй, самый известный современный миф, впоследствии провоцировавший многих на политические глупости. Народ штурмовал крепость! Санкюлоты победили! И их последователи в разное время в разных частях света брали в руки оружие, но, толком не умея с ним обращаться, обрекали себя на гибель, пусть и славную. На самом деле те, кто действительно взял Бастилию, санкюлотами не были хотя бы потому, что в военную форму тогдашней эпохи входили кюлоты. Они вообще были хорошо одеты (гвардейские мундиры), умели великолепно ходить и держать себя (парады, караулы), а также стрелять, фехтовать и брать укрепления. Взяв Бастилию, они в конце концов получили и все остальное, в чем им, по их мнению, несправедливо отказывали: звания, должности, богатство и даже титулы. Жандарм Мерда стал бароном Империи, а сержант-прачка Гюлен — графом. И они хранили верность тому, кто их всем этим обеспечил… пока не появилась угроза потери приобретений. Когда весной 1814 года союзники уже вступили в Париж, Наполеон намеревался продолжать воевать — перенести боевые действия за Луару, фактически партизанить, но маршалы убедили его отречься, а затем присягнули вернувшимся Бурбонам. Правда, меньше чем через год часть их на 100 дней вновь примкнула к «корсиканскому чудовищу», чтобы покончить уже с «тиранией толстого короля». Уж кем-кем, а тираном Людовик XVIII не был. Двадцать три года он промыкался по чужим странам откровенной и порой нежелательной приживалкой, поэтому очень ценил возвращение домой и, будучи человеком в общем-то добродушным и неглупым, правил по принципу «живи сам и дай жить другим». Но он совершил ту же ошибку, что и его старший брат, закончивший жизнь на гильотине, — допустил ущемление прав военных. Массовые увольнения офицеров в отставку с половинным жалованьем, назначения на командные должности эмигрантов, которые если и проявили себя на войне, то в армиях врагов Франции… Кто же такое потерпит? И хоть далеко не все французы приветствовали возвращение Наполеона, его поддержали военные (в том числе Гюлен, опять ставший комендантом Парижа). Впрочем, не все. Многие остались лояльны Бурбонам и после повторного их возвращения благополучно служили им вплоть до 1830 года, когда тех уже окончательно выставили из страны.
В конце XVIII века во Франции армия стала формироваться не по профессиональному найму, а по всеобщему призыву, увеличившись кратно. Теперь военным ремеслом должен был владеть фактический каждый взрослый мужчина. Это и была истинная революция. И отныне военные обладали серьезной политической силой. Практически весь XIX век во Франции они регулярно устраивали уборку после очередного революционного беспорядка, часто выплескивая с грязной водой ребенка. Их пример оказался заразителен, и на протяжении последних двух веков большинством стран мира управляли именно военные, приходившие к власти путем переворотов, — от Симона Боливара и Антонио Лопеса де Санта-Анны до Пак Чон Хи и Аугусто Пиночета. Такую форму правления, оказавшуюся наиболее распространенной в Южной Америке, часто называют испанским словом «хунта», но это именно французское изобретение. И весьма популярное в глазах человечества, если судить по немеркнущей славе Наполеона Бонапарта. Такие его подражатели, как Муамар Каддафи или Жан Бедель Бокасса, первое время тоже пользовались большим успехом (последний, кстати, в конце концов был коронован императором). А некоторые, вроде Франсиско Франко и Иосифа Броз Тито, не теряли его на протяжении всей карьеры. И, как правило, все начиналось со взятия своей Бастилии… даже если ей оказывался президентский дворец «Ла Монеда». Почему-то первое воспринимается всегда положительно, а второе — отрицательно. На самом деле разница лишь в том, что Пиночет, чьи войска штурмовали дворец, уже был генералом, а Эли и Гюлен, возглавившие штурм крепости, стали ими потом.