Соседи, наступавшие вместе с Зинченко, были так близко, что артиллерийские снаряды падали в расположение его полка и даже засыпало землей двух его офицеров.
Наконец в 8 часов утра 30 апреля сапёры расчистили и вторую баррикаду у моста «Мольтке-младший». Потащили танки и артиллерию через мост.
— По рейхстагу били все, — сказал Зинченко, — но попадали или нет — другое дело. Теперь наш полк будет бить по рейхстагу наверняка.
И слова его повторил с упоением весь полк.
Когда все танки и пушки миновали баррикады, Зинченко приказал готовиться к артиллерийскому огню.
― На два часа дня сего 30 апреля 1945 года, — сказал он, — назначаю штурм рейхстага.
Внимание, утомлённое непрерывным боем, соблазнялось любым зданием, которое вырисовывалось впереди. И Зинченко отвергал эти здания — нет, не рейхстаг! И в 8 часов утра он ещё думал, что здание рейхстага дальше. Но карта утверждала другое, и перед ним, со всей законностью графики, выступал огромный дом, чертовски приспособленный к защите.
Зинченко, пожимаясь от озноба и волнения, сказал по телефону в дивизию:
— Товарищ 31. Видим большое серое здание. Я по карте вижу настоящий… рейхстаг.
— Всмотрись хорошенько, — ответили ему из дивизии,― чтобы нам не ошибиться.
Зинченко приказал вызвать из подвалов двух — попочётнее — жителей Берлина.
Ввели двух немцев. Один, белокурый, с томными глазами и сливочным цветом лица, по-видимому, чиновник, старался говорить по-французски. Второй, низенький, седенький старичок во фраке, с цилиндром под мышкой, но без манишки и галстука, немедленно начал показывать нотную тетрадь и закричал, что он музыкант, что он играл только Бетховена, Бетховена, Бетховена. Он непрерывно кланялся и старался обойти полковника, чтобы поклониться ему со всех сторон
― Что это? — указывая на серое здание, спросил Зинченко.
Немцы в городе ответили:
— Кайзер ― рейхстаг.
— А чего дрожите? — сказал им Зинченко, усмехаясь. — Так все и думаете, что мы вас поголовно вырежем. Да что я, Чингис-хан, что ли? Офицер! Выдать им по стакану водки и табаку. Ауфидерзейн!
Зинченко спросил встревоженно у своего начальника штаба:
— Сколько же нам надо времени, чтобы взять рейхстаг?
А из дивизии уже звонил телефон: в армию и во фронт полетело сообщение, что Зинченко у стен рейхстага.
— Взятием рейхстага, — говорили из дивизии, — интересуются наверху. Ты понимаешь, какое серьёзное дело, Зинченко?
Зинченко, прижав плечом телефон к уху, кивал головой, говорил, что понимает. Да и как не понять? И, слушая голос из дивизии, он написал на клочке бумажки, лежавшей перед ним, и указал пальцем начальнику штаба на бумажку. Начальник штаба наклонился и прочёл: «Принести сюда знамя и вызвать капитана Кондрашова». Начальник штаба отошёл.
Немцы били со стороны рейхстага по мосту «Мольтке-младший» беглым огнём. Снаряды рвались в воде, на берегу, а некоторые попадали и на мост. И однако знаменосец, рослый, с толстым носом и широкими губами, краснощёкий, несмотря на обстрел и пепел, падающий с неба, шёл, не сгибаясь, широким парадным шагом. Его сопровождали два автоматчика. На лицах солдат было лёгкое недоумение, словно они не верили, что идут к рейхстагу, что несут туда знамя. Знамя было в простом полотняном чехле, и солдат нёс его, слегка наклонив против ветра, который дул в лицо.
В два часа дня началась артиллерийская подготовка, а уже в два двадцать пять отдельные подразделения ворвались под массивную лестницу рейхстага и на парадный вход. Но судьба этих подразделений была неизвестна. Зинченко находился в одном из домов, поблизости от рейхстага. И кого он ни посылал в рейхстаг — сообщали, что убит или ранен. Связь — непротяженна, рация — бездействует. Из дивизии по телефону сыпались требования — «гром и молния», как называл их Зинченко.
При свете ракет, орудийных залпов и зареве пожаров виднелось здание рейхстага, сине-багровое, полное невыразимого страха. Оглянуться назад — берлинские развалины, дым, трепетный рёв орудий, топот, словно какие-то чудовищные кони гребут железными копытами землю. А ещё дальше рыжий, в камнях, берег, какая-то длинная баржа на речке, в ней стонут раненые немцы, мост «Мольтке-младший», и все это натянуто-расплывчато, как сон.
— Что же ты, Зинченко, предполагаешь теперь делать? — слышится хмурый голос из дивизии.
Зинченко сказал:
— Не получу сведений — сам пойду в рейхстаг.
— Опять «сам пойду». А кто руководить будет взятием рейхстага? Нет, Зинченко, это не выход из положения.
И хотя полк нёс большие потери, Зинченко назначил тем не менее на 9.30 вечера второй штурм рейхстага. Немцы уже не вели по русским войскам, окружившим рейхстаг, артиллерийской стрельбы: их фланкировали справа и слева. Это несколько облегчало задачу. Зинченко вернулся в гиммлеровскую канцелярию. Здесь его ждал начальник разведки. Зинченко сказал ему: