Надо отметить, что европейские источники слишком преувеличивают роль переговоров кн. М. Л. Глинского с защитниками[77]. Князь появился перед стенами в апреле и почти три месяца вел переговоры. Артиллерия же громила укрепления в июле, т. е. после того, как переговоры не дали результатов.
Сам король Сигизмунд признавал, что город имел все необходимые ресурсы для обороны и «пребывал в непоколебимой верности», но сдался он «из-за гнусной измены кое-кого из наемных войск и местной знати»[78]. Действительно, в начале 1514 г. были проведены тщательные оборонительные мероприятия по укреплению города фортификационными сооружениями и орудиями. Обоз с боеприпасами и артиллерией накануне осады доставил в Смоленск хорунжий М. Бася; истерзанные в 1512–1513 гг. артиллерией башни и стены были подновлены. В целом вину за измену хронисты возлагали на «лицемерный в вере род рутенов» (in fide lubrica Rutheni), который «предал замок врагу», единоверному «Московиту»[79].
Но из анализа источников выявляется не одна, а целый комплекс причин капитуляции крепости. С одной стороны, это отсутствие помощи извне, плотная блокада и сильная бомбардировка крепости. Осада показала, что король ничем не может помочь городу, что все пункты жалованных грамот (привилеев) в условиях непрекращающейся войны и длительных осад теряют свою силу, что чаша весов в противостоянии склоняется в сторону сильного восточного соседа и что государь Василий Иванович никогда не отступит от своих намерений присоединить «смоленскую отчину» к своим владениям.
С другой стороны, согласие Василия III на подтверждение всех прежних прав и введение новых преференций смолянам послужило серьезным соблазном сдать крепость на милость победителя. Второй год войны многим показал, что «великий князь Московский» имеет значительные ресурсы для воплощения своих целей. Жители, конечно же, очень дорожили своими правами и льготами, которые Смоленск получил при королях Александре и Сигизмунде, мало того, они были готовы защищать их с оружием в руках, но вполне естественным было их желание, чтобы все их права применялись на деле, а не были просто красивыми словами в жалованных грамотах. Те свободы и вольности, обещанные королем, которыми так дорожили жители Великого княжества Литовского, часто оказывались пустым звуком на деле. Выданные привилеи не могли фактически огородить жителей от посягательств как державцев, так и наемников, которые продолжали грабить население с «бесчеловечной жестокостью». «К грабежам и жестокостям побуждает власти частию королевская бездеятельность, частию то, что на все это сквозь пальцы смотрит король, который тяготится расследовать истину путем розысков, и если и посылал он кого-либо для расследования, то следователей державцы подкупали и те правды королю никогда не говорили и объявляли, что верх несправедливости, потерпевших виновными. Вот почему люди, с которыми так дурно поступает власть королевская, так легко переходят на сторону московского государя», — писал один из современников[80].
В истории трех осад мы наблюдаем значительные изменения в поведении горожан — от желания «рыцарски обороняться, терпеть нужду от врагов» до момента «бить челом великому князю». Позиция смолян в период 1512–1514 гг. не была твердой и менялась в зависимости от военной обстановки и соотношения сил на русско-литовском фронте. Тот факт, что горожане, помимо грамоты «всей Смоленской земле», были пожалованы еще дополнительными льготами — отдельной грамотой «мещанам Смоленским», определенно свидетельствует в пользу версии о весомой роли городских слоев в сдаче Смоленска. В то же время мы знаем многочисленные примеры из истории, когда судьба города зависела не от желания горожан обороняться или капитулировать, а от позиции размещенного в цитадели военного контингента. Поэтому немалую роль в сдаче Смоленска сыграл также и гарнизон. Известно, что в городе весной 1514 г. был размещен наемный контингент под командованием «одного чеха». С ним князь Михаил Глинский также вел переговоры. Этот момент отмечен и С. Герберштейном, и С. Гурским, и Й. Децием, и М. Стрыйковским, и Б. Ваповским, и другими хронистами. Поскольку горожане в третий раз не желали стоять до конца (к этому также склонялась городская верхушка), то профессиональным воинам ничего не оставалось, как подчиниться воле смолян, тем более что перед наемниками открывался свободный выбор: «которые похотели служити великому князю, и тем князь велики велел дать жалование по 2 рубля денег да по сукну по лунскому и к Москве их отпустил. А которые не похотели служить, а тем давал по рублю и к королю отпустил. А к великому князю князей, и панов, и жолнырей многое множество служити (отъехали — А. Л.)»[81].
77
79
Sigismundus, Rex — Vladislao, Regi Hungarie et Bohemie // AT. T. III. № CCXVI. P. 153–155; Sigismundus, Rex — Leoni, Pape X // AT. № CCXXXII. P. 182–183; Anno domini millesimo quingentesimo quartodecimo // AT. T. III. № I. P. 2. Cp.: Decius J. De Sigismundi regis temporibus liber III. Cracoviae, 1521. P. LXXXVII.