Ну ладно, важно правильно начать, то есть в стремительном темпе, а расслабиться можно будет позже, когда она сама натурально убедится, что имеет дело с влюбленным в нее человеком, а не с маньяком-насильником. Тогда и базар другой получится. Думая так, Багров основывался, конечно, на личном опыте, который его в сходных ситуациях обычно не подводил. Ну за редким исключением. И то в условиях, приближенных к боевым. Но там не сильно-то и разбирались, к тому же командир всегда прав. Поэтому и сейчас у него особых сомнений в своих действиях не было.
Он ждал. И наконец услышал то, чего больше всего желал: приближающиеся шаги. Багров напряженно ловил в квартире за стальной дверью каждый шорох, каждый скрип паркетной доски на полу. Не контролируя своего дыхания, которое, собственно, и выдавало присутствие человека, к двери подошла она. Багров напрягся и, нагнувшись, прижался ухом к замочной скважине.
Вот в нее вошел ключ. Она старалась сделать это очень тихо, но – почему? Неужели все-таки не поверила?
Ключ между тем заерзал в скважине, чуть повернулся и... замер.
Черт возьми, что она еще придумала?!
И вот тут резко запел какую-то неизвестную мелодию мобильник, но не у него, у нее! Прозвучала всего одна фраза, но она вызвала у Багрова почти шок.
«Так точно! Жду!» – весело и громко сказала Ирина, словно отрапортовала начальству.
И Багров понял, что у него все сорвалось к чертовой матери... Вот же сука хитрая! И как же лихо она его уделала!
Он ринулся к лестнице, уже не рассуждая, но увидел до сих пор стоящую на площадке кабину лифта. Медлить было нельзя. Он захлопнул за собой дверь и устремился вниз. Но пока ехал, успокоился, взял себя в руки и, выйдя на первом этаже, огляделся. Подъезд был пуст. Старуха по-прежнему занималась своей газетой. И Багрову не оставалось ничего иного, как сделать вид, будто ничего не произошло.
– Совсем забыл, передадите, когда она спустится. Странно, сама позвала, а дверь не открывает.
И он быстро вышел на улицу, а затем уже бегом добрался до своего джипа, припаркованного у соседнего дома. Оглядываться и проверяться времени не было. Да он и не совершил еще никакого преступления, чтобы бояться чего-то или кого-то. Но ведь эта дрянь отвечала по-военному, значит, и тот, кто звонил ей, вполне мог иметь отношение к армии. Либо, что хуже, к милиции. А встреча с ее представителями у Владимира Харитоновича Багрова предусмотрена не была.
Но, даже отъехав уже порядочно от ее дома и выворачивая на Комсомольский проспект, чтобы ехать к Садовому кольцу, он все никак не мог успокоиться. Ну разве не стерва? Разговаривала с ним, будто мать родная, посмеивалась, даже сочувствовала! Искреннюю заботу проявляла! А сама тем временем с кем-то уже договаривалась о подмоге... И теперь, решил Багор, повторись ситуация, он уже не станет думать о том, чтобы доставить ей изысканное удовольствие, которого она, разумеется, давно уже лишена, а просто задушит ее. А сам станет с наслаждением наблюдать, как она будет извиваться и корчиться под ним, выпучив глаза и испуская дух.
И эти суки еще в чем-то винят мужиков?! Багрова просто трясло от лютой ненависти к этой проклятой бабе. Олечки-Лелечки? Ну он им всем еще покажет ули-люли!..
– А чего ж ты тогда сбежал, – откровенно презрительным тоном спросил Игорь Петрович, которому Багров, хмуро глядя в стол, пересказывал свою одиссею. – Может, это все туфта обыкновенная! Может, она тебя просто пугануть решила? Ты невольно проговорился, прокололся, а она с ходу просекла. Да и старуха та наверняка ей скажет, что ты поднимался, потом топтался у двери, сам говоришь, минут тридцать и сбежал. И ни адреса, ни букета, как я велел! Ты мне скажи, Багор, у тебя со слухом в последнее время стало плохо? Или это я что-то неясно объясняю?
Багров услышал металл в голосе босса и внутренне подобрался – такой тон не предвещал ничего хорошего. А ведь Владимир Харитонович шел к Игорю Петровичу, чтобы покаяться в своем промахе. Хотя если честно, то он новой вины за собой не видел – никого ж не тронул, нигде не засветился, да и сам телефонный разговор с Ириной никакой другой информации, кроме его собственных сожалений и извинений за причиненные ей неприятности, в сущности, не выдал. Так что, может, еще и пронесет. Ну а его личное отношение к тому, что произошло, – чего об этом рассуждать? Личное – оно и есть личное.
И еще, но это когда злость уже схлынула и он немного успокоился, Багров подумал, что, вернув ей права и пообещав сделать любой необходимый ремонт пострадавшей машины, он тем самым как бы снял общее напряжение. И тон у нее в конце стал скорее доброжелательным, хотя и остался язвительным. Но это у всех баб одинаково, не могут, чтоб свой норов не показать. А Брусницын отреагировал иначе:
– Ну так чего ты явился? Каяться? Так я тебе еще вчера все сказал. Чистой бумаги нет? Найдем... – Босс выдвинул ящик стола и, вынув оттуда лист белой бумаги, протянул через стол Багрову. – На, держи. Ручка есть? Или тоже нету? Вон возьми в стаканчике. – Непонятно было, издевается, что ли? – Слышь, Багор, а как она тебе сказала-то, насчет твоего заявления? Повтори-ка!
– Ну, типа того, что давай помогу, чтоб ошибок грамматических не было... – недовольно повторил он обидные для себя слова.
– Молодец девка! – усмехнулся Брусницын. – И чего ж ты сразу-то не согласился? Вот и был бы повод встретиться. И решить все свои проблемы, а?
– Да она ж нарочно...
– Хоть это понял, – хмыкнул босс. – Чего ждешь? Пиши! Генеральному директору и так далее... Прошу уволить меня по собственному, так сказать, желанию в связи с семейными обстоятельствами... Хотя нет, у тебя ж ни семьи, ни обстоятельств. Ввиду необходимости длительного лечения и невозможности выполнения мною моих служебных обязанностей, – невозмутимо диктовал Брусницын. – Точка. Подпишись. И число поставь, сегодняшнее... Давай сюда. – Он взял заявление, прочитал, аккуратно сложил пополам и уставился на Багрова. – Ну чего ждешь? Чтоб я свой автограф поставил? Поставлю, когда надо будет. А ты вот что, – ухмыльнулся босс, откидываясь на спинку кресла, – напомни-ка мне, как она тебе сказала... ну когда ты пожаловался, что тебя уволят?
– Да чего сказала? «Бычарой» обозвала и сказала, что я вам, типа, такой и нужен. Мол, никто меня поэтому не уволит... – мрачно ответил Багров.
– Ай умница! – захохотал босс. – Смотри-ка, и тут просекла! Ну да, при таком муже... Ладно, – он спрятал заявление к себе в стол и, не глядя на Багрова, добавил: – Иди работай. А заявление твое будет пока у меня. С Мамона я тебя снимаю. Джип передашь Смолянинову и сам поступаешь в его распоряжение, а он уже знает, куда тебя направить. Свободен.
– Игорь Петрович, – пробурчал, поднимаясь, Багров, – товарищ полковник...
– Ну чего, чего? – Босс нахмурился, но глаза на него поднял.
– Спасибо. Век не забуду, – произнес Багор, стоя уже у двери.
– Я сказал: иди. – И когда подчиненный вышел, пробормотал скорее уже самому себе, поднимая телефонную трубку: – Ну что ж, если этот залупаться не будет, оставим без последствий... – Он имел в виду помощника генерального прокурора, Александра Борисовича Турецкого.
Глава вторая
Завязка
Турецкий, сидя в кабинете Фролова, попросил его:
– Федор Александрович, когда у тебя появится возможность или желание устроить «разбор полетов», ты позови меня. Ирку – не надо. Во-первых, она еще не в себе, а после прочих наездов...
– Что, и такое уже было? – обеспокоенно спросил генерал милиции Фролов.
– Все было, Федя, но не будем копаться в подробностях, которые к конкретному делу отношения прямого могут и не иметь. Хотя вряд ли. Но ты же очных ставок устраивать не станешь. Нужды в них нет, если виновный готов признать свою ошибку и оплатить ремонт пострадавшего транспортного средства. Я верно излагаю твою мысль?
– Да, в общем... – неопределенно как-то ответил Фролов. – Есть, понимаешь, некоторые аспекты, нюансы, мать их... А если по существу, то у пустякового дела оказалось вдруг столько радетелей, что прямо голова кругом. Мне казалось, что проблем с оплатой не будет, как и встречных претензий. Ну ладно, давай тогда так и договоримся. Но ты Ирину Генриховну все-таки предупреди, ведь фактически пострадавшая – она, а не ее супруг и защитник. Я думаю, мы увидимся где-нибудь завтра, во второй половине, если не возражаешь. Нет? Тогда привет, до встречи.