Чужие глаза все же сыскались, и Тверикова взяли под стражу. На допросе он тут же показал на Сухарева, причем сообщил и некоторую информацию опасного для полковника свойства: как записано в протоколе дознания, комендант сделал предложение «чтоб он, Твериков, промыслил ему, Сухареву, из русских людей или из татар и остяков волхва для того — есть-де у меня мнение такое, сделать то, чтоб на свете не было жива царя Петра Алексеевича. Служим-де мы ему, да выслужили тоже как и другие наша братья — позорною смертью померли, лучше служить чужому царю, нежели ему».[8]
Обвинение это пахло смертной казнью. В чем тут дело, почему Твериков решил оклеветать Сухарева, или на самом деле тот замышлял нечто подобное — дело темное. Может быть, это была месть за несправедливый дележ добычи или какую иную обиду — истины мы никогда не узнаем. Но под пытками в разбойном приказе Твериков так же неожиданно пошел на попятную, признал свои слова наветом и был благополучно обезглавлен. Сухарев же вернулся к исполнению служебных обязанностей в город Тобольск.
А в 1734 году он был отправлен с ротой солдат брать самопровозглашенного иркутского губернатора Жолобова. На некоторое время он занял место губернатора и проводил сыск. о взяточничестве Жолобова. В докладе Сухарева ко двору сообщались чудовищные случаи лихоимства: одних только взяток Жолобов набрал на 34 821 рубль, кроме того чинил поборы среди местного населения и провел мимо казны 8230 собольих шкурок, поселил на своей территории китайских перебежчиков, взяв с них лошадьми и верблюдами, которых контрабандой отправил за китайскую границу и выменял на товары общей стоимостью в 4603 рубля, а помимо этого всячески притеснял жителей своей губернии, чинил неправые аресты, скрывал докладные о своих преступлениях на высочайшее имя и т. д. и т. п.
Жолобов, припертый к стенке, в ярости показал на Сухарева, и того снова повезли в столицу на дознание. И около пяти лет Сухарев провел под стражей. Зато годы «сидения» были с лихвой возмещены. В 1740 году Сухарев занял пост сначала вице-губернатора, а затем и губернатора Тобольска и получил чин генерал-майора.
Для сибиряков это были страшные времена. Губернатор вел себя как настоящий хозяин края. Во-первых, он вершил все дела по своему усмотрению, во-вторых, завел личную охрану из двенадцати гренадеров, в-третьих, залезал в казну, как в собственный карман, в-четвертых, откровенно требовал мзду за благополучный исход дел. Подвластные ему жители пробовали жаловаться в Сенат, но жалобы перехватывались сухаревским сыском, а с жалобщиками губернатор имел разговоры, после которых те старались поскорее скрыться с его глаз. Взятки в крае брались по полной программе, все, что прежде делалось бесплатно, стало возможным только за мзду. За деньги губернатор давал купцам доходные откупа, за взятки освобождал от налогов, а всех, кто выступал против, жестоко преследовал и в буквальном смысле сажал на цепь. Он свел дружбу с прокурором Елисеевым и митрополитом Антонием, так что были у губернатора и церковная поддержка, и юридическая. Как-то, для того чтобы сделать митрополиту приятное, Сухарев согнал рекрутов и заставил их. снести гору, чтобы митрополиту не приходилось кружной дорогой добираться до загородного поместья!
Все эти «подвиги» вынудили подчиненных послать императрице доносы на губернатора, но та, отменившая смертную казнь и проявляющая к высшим чинам благожелательность, отнеслась к ним без внимания. Тогда Сенат решил бить фактами, и вот в 1745 году в Тобольск был снаряжен для розыска следователь Боборыкин, который увидел, что факты соответствуют действительности, о чем и поставил в известность Сенат. Особенно потрясло следователя, что Сухарев знается с ссыльными, водит с ними дружбу и самостоятельно решает, кому из шельмованных людей дать освобождение подчистую, а кому сидеть! Он отправил доклад, но и Сухарев составил на Боборыкина донос! Причем не забыл указать в этом документе, что следователь Боборыкин вел и прежде его дело и потому имеет предубеждение, а кроме того он свел дружбу с Иваном Темирязевым, который возбуждает местное население к восстанию против императрицы Елизаветы Петровны!
В результате Сенат постановил не платить Боборыкину жалования кроме как из тобольской казны, а тобольская казна находилась в руках у Сухарева, так что следователь и вся его сыскная команда перешли на подножный корм. Через два года, как пишут современники, они «пришли в крайнее разорение и последнее свое платьишко испродали и испроели». Следователям не давали работать, они не получали доступа ни к одному делу, не могли вызвать без соизволения Сухарева ни единого свидетеля, на них производились систематические налеты. И доведенный до отчаяния Боборыкин вынужден был проситься назад, в столицу. На его место послали полковника Ошанина. Но и тому ничего не удалось сделать. Стоило ему собрать доказательства и найти свидетелей, как на Ошанина совершался налет, документы изымались. А свидетели уводились. Следствие застопорилось. И стопорилось оно ровно до той поры, пока губернатор Тобольска Сухарев не умер естественной смертью, от старости. В 1754 году следствие по делу Сухарева закрыли за смертью обвиняемого…