А кроме того, подступающая старость, с ее брюзжанием и вечным недовольством, соединилась с грозными полномочиями федерального судьи, превратив ее в непреступную правоприменительную глыбу.
Верила Виктория Валерьевна в силу Закона, светлое будущее России и в хорошую пенсию после выхода в отставку. А больше не верила ни во что. Словом, была цельной личностью, не сулившей преступникам ничего утешительного.
К счастью, Евгений Иванович всего этого не знал и с затаенной надеждой ловил каждую интонацию, каждый невесомый флюид, исходивший от судьи. Тщетно пытался он уловить, как же она к нему относится, что постановит в итоге? Все было скрыто за непроницаемой судейской мантией и светло-серым, ничего не выражающим взглядом.
Поведение Виктории Валерьевны также не проясняло ситуацию. Пару раз, за время процесса, она на пустом месте довольно резко одернула Евгения Ивановича. В то же время, и прокурору от нее периодически доставалось. Настрой ее был непонятен, что было для него скорее хорошо, так как по факту экономило ему драгоценные нервы. Ничего утешительного для себя он бы с нее не считал.
А как же сама Валерия Викторовна относилась к Евгению Ивановичу? Ответ простой – никак. Впечатления на нее он не произвел никакого: обычный преступник, тюфяк и идиот. Идиот, потому что попался на ерунде, а схлопочет теперь по полной. Тюфяк… потому что тюфяк и есть: смазливый, изнеженный, ни внутреннего стержня, ни характера. Даже фамилия имя и отчество были у него какими-то мягкими, прилизанными. Не было в них ни рычанья, ни шипения. Прямо, иисусик какой-то. В процессе он словно стеснялся, что занимает собой часть пространства и заставляет уважаемых людей заниматься его делом. Короче, пустое место, господин никто.
Тот факт, что Евгений Иванович признал вину, хоть и был отнесен законом к смягчающим обстоятельствам, Викторию Валерьевну не впечатлил. Слишком хорошо знала она цену этим признаниям, сделанным не из раскаяния, а по необходимости, когда другого выбора не было.
Вот такому человеку предстояло решить участь Евгения Ивановича, стукнув деревянным молотком по его судьбе.
Имей я сейчас возможность что-то посоветовать ему, я бы не нашелся что сказать, чем умаслись строгого арбитра. Ну, разве что, сделать сальто через скамью подсудимых…
Ничто, похоже, не шло ему в зачет в этом суде. Увы.
Евгений Иванович пришел в суд на последнее заседание по своему делу: Что-то сегодня будет? На входе он столкнулся со следователем.
– А, Евгений Иваныч! Все судитесь?
– Сужусь, сегодня приговор.
– Что-то вы без вещей? Решили в тюрьму налегке поехать?
Ничего не ответив, Евгений Иванович зашел внутрь. Пройдя на второй этаж, он направился в кабинет к секретарям, доложиться о явке. Секретарь Маша приветливо кивнула ему:
– Евгений Иванович! Явились? Хорошо, ждите, скоро начнем.
Евгений Иванович обратил внимание на молодого помощника судьи – нескладного парня, копошащегося в бумажной горе, периодически тыча пальцем в компьютерную клавиатуру. Вдруг, взгляд его привлек маленький портрет Сталина, выглядывающий из-за монитора. В другой раз он посмеялся бы про себя: И этот туда же, сопля зеленая! Им хоть в школе-то сейчас рассказывают, кто это такой?
У самого Евгения Ивановича, в кабинете, тоже стоял небольшой портрет генералиссимуса. Как и все нынче, он был государственником и часто вздыхал о порядке, которого не стало в стране.
Удивительное дело! Неужели он и ему подобные… неужели они действительно хотят возвращения порядка? Ведь этот самый порядок, будучи учрежденным, в тот же день сметет их всех в небытие поганой метлой. Нет, конечно, не хотят. А Сталин… Сталин мертв. И этим мил, и лицо его усатое этим симпатично.
Но, в этот раз, портрет Вождя показался ему неожиданно строгим. Словно он, немым указом, может воскресить архаичное советское правосудие. Позвать ушедших судей, чтобы они вновь заняли свои строгие стулья с высокими спинками. И ветхий прокурор, с грозными звездами в петлицах, снова станет молодым, поднимется на трибуну с колосистым гербом и произнесет свою железную речь, назовет все своими именами и потребует справедливого и сурового наказания – высшую меру социальной защиты, расстрел.