Виктория Валерьевна на автомате читала приговор, содержание которого знала почти наизусть. При этом, краем глаза (удивительная способность женского зрения!), она рассматривала лежавший на столе документ с необычно крупным угловым штампом, на котором, как и положено, красовался герб с двуглавым орлом. Посередине, на щите, Георгий Победоносец пронзал копьем змея. Кого он пронзает? – подумала она: Это ведь аллегория. Дьявола? Зло? Воплощенный грех? Прямо в голову ему засадил… Интересно, а зачем ему вообще копье? Много ли геройства победить, когда у тебя есть оружие! А ты пойди, попробуй духом своим одолеть. Выйди с голыми руками! Победи святостью! Под эти странные рассуждения, чтение приговора приблизилось к концу.
– … На основании статьи триста третьей, триста четвертой, статей триста седьмой – триста десятой УПК РФ, суд приговорил…
В этот момент Евгению Ивановичу показалось, что само время остановилось. Неизвестность приготовилась снять перед ним маску и показать, наконец, свое лицо: то ли свирепое, как несвобода, то ли равнодушное, как казенное снисхождение.
– …Признать Максимова Евгения Ивановича виновным в совершении преступления, предусмотренного частью второй статьи двести девяностой УК РФ и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на пять лет, с отбыванием в коло…
На этом месте, судья вдруг закашлялась.
– Маша, выключи сплитсистему! – сдавленно сказала она секретарю.
Какое-то время, Виктория Валерьевна прокашливалась, сопя и утирая нос платком. Не знаю, читала ли она в этот момент Отче наш. Едва ли. Возможно, кто-то другой читал, мысленно подходя к слову Аминь. У судей же, скорее всего, свои молитвы, и обращены они совсем к другим инстанциям… Да и заминка вышла слишком уж короткой. Но взяв снова приговор в руки и глядя уже мимо строк, она постановила: «…и назначить ему наказание с применением статьи семьдесят третьей УК РФ. Назначенное наказание считать условным с испытательным сроком пять лет…», а про себя добавила: «Ничего, следователь, переживешь. И я объяснюсь, если надо будет».
Маша с удивлением посмотрела на начальницу. Судебный пристав, с наручниками за поясом, беззвучно покинул зал.
– Судебное заседание объявляется закрытым.
Каков смысл этого пятилетнего испытания, не известно. И так, ежу понятно, больше на скамье подсудимых Евгений Иванович не окажется.
Выйдя из суда, наш герой отправился в свою новую жизнь, пусть и подкрашенную теперь серыми тонами, но, избавленную, хотя бы, от заборов с колючей проволокой. Его приговор обжаловать никто не стал.
Судьба, получается, опять проявила к нему благосклонность. Был виноват, получил свое. Единственный вопрос, которым он задавался: почему среди сонма жуликов и воров попался именно он? Или бог разлюбил его? Можно сказать: всех когда-нибудь поймают. Но, глядя на здание суда, Евгений Иванович пожал плечами: нет, не пропустят эти стены через себя всех негодяев, и за двести лет не осилят.
Механистичная система, не имеющая лица, установила для жизни неисполнимые правила. И теперь, как ленивый, дремлющий кот, следит в полглаза за суетящимися гражданами, убеждая их в своей неповоротливости и близорукости. Но, в час, известный ей одной, она молниеносно взмахнет когтистой лапой, зацепит ею случайного нарушителя и уже не отпустит, не переварив в своем каменном желудке, переломает его судьбу и отрыгнет вовне, окутанного едкой слизью под названием судимость, от которой не отмыться вовек.
Так состоялось отпущение грехов Евгения Иванович от людей.
Иногда, обращаясь по этому же вопросу к высшим инстанциям, он надеется, что и там ему отпустят этот грех. В конце концов, детей он не насиловал, бабушек не травил, метро с людьми не взрывал. А главное, он не совершил, наверное, самый большой грех в своей жизни. Увернулся в последний момент, разошелся по касательной.
Но, в глубине души, не верит Евгений Иванович ни в бога, ни в черта, ни в модернизацию в России.
Да это и не важно. Важно, чтобы бог верил в него.
Жизнь, однако, продолжается.