Выехал вперед Кожемяка. Он был в шеломе (шлеме), в кольчуге, правая рука сжимала копье.
Из конных рядов печенегов, стоявших на противоположном конце долины, отделился Атрак. Тяжелый его конь, покрытый кожаной попоной, медленно пошел вперед. Богатыри сближались, кони их захрапели, почуяв опасность.
Копья гулко ударились о щиты, оба всадника вылетели из седел.
Кожемяка поднялся первым — не было в нем тучности и неповоротливости Атрака. И он был массивный, да только скорый и проворный, как медведь в минуту опасности.
Он прыгнул на печенега, схватил и поднял его над собой, как, бывало, ради забавы поднимал годовалых бычков.
Собрал все силы и ударил печенега о землю. И испустил дух Атрак.
Кожемяка поймал своего коня, сел в седло и выхватил меч.
Могучим единым криком огласилась долина — это кричала дружина Ярослава, приветствуя своего богатыря.
И Ярослав кричал, и вытянув меч вперед, дал коннице знак наступать.
Вытянул меч вперед и Святополк, а хан Ярык крикнул гортанно:
— Ур-рах!
Конники сшиблись в середине долины, и зазвенели, залязгали мечи, ударяясь о щиты, шеломы, и раздались первые предсмертные крики.
Ярослав знал, что не в коннице его сила, но надо было сбить первый порыв печенегов. Надо было дать волю и воодушевлению дружины, вызванной победой Кожемяки.
Знал Ярослав и то, что почти все конники полягут теперь, но дешево свою жизнь не отдадут — возьмут с собой лучших воинов Ярыка и Святополка.
Так оно и случилось.
Когда печенеги стали одолевать, Ярослав приказал трубить отход.
Святополк видел, что новгородцы и варяги отступают, но слишком был искушен, чтобы в этом увидеть свою победу.
Ярык хотел бросить вперед новые сотни, но Святополк остановил его:
— Погоди, хитрит Ярослав, не зря отступает.
— Э, князь, не учи меня биться! Пеших посечем, как траву, нельзя теперь ждать. Мы сильны, когда на конях сидим! — и отдал приказ наступать.
Печенеги помчались вперед, и когда несколько саженей оставалось до дружины Ярослава, засвистели стрелы, а передний ряд новгородцев разом отступил за частокол.
Кони с разбега ударились о колья, полетели в ямы- ловушки. Об упавших спотыкались задние конники, падали, калечась и погибая.
Живая лавина оказалась поверженной.
— Так и знал, что он какую-нибудь пакость приготовил, — сказал Святополк.
Ярык не мог поверить, что с лучшими его воинами покончено. Но по долине беспорядочно метались кони без всадников, бежали, возвращаясь к своим, оставшиеся в живых печенеги.
— Сам теперь бейся! — крикнул Ярык. — А мы уходим!
— Погоди, успеешь еще убежать, — Святополк нагнулся к Ярыку и заглянул ему в глаза. — Сейчас мои пойдут биться, увидишь, как они насмерть будут стоять. А когда посекут они, сколько могут, врагов, тогда ударишь еще раз, и наша возьмет. Потому как нас все равно больше. Да ты не бойся, Ярык, нет у Ярослава другой хитрости, — и он улыбнулся ядовитой своей улыбкой, отпустил повод коня Ярыка, выехал к своей дружине.
— Братья! — крикнул он. — Нет уже сил у новгородцев, перебиты и варяги! Ударим в последний раз, вернемся в Киев с победою! Не отдадим жен и дочерей своих на поругание Ярославу-хромцу и новгородцам-плотникам! Наш Киев, нам в нем жить и пировать! Им нашими слугами быть, а Киев был и останется хозяином!
Слова эти отозвались в сердцах киевлян, и крепче сжали они мечи и копья.
— Ударим, братья! — продолжал взывать Святополк. — С нами Бог!
Выступили киевляне, пошли вперед сомкнутыми рядами.
Ярослав понял, что наступил решающий час битвы. Он выдвинул вперед дружинников, которые еще не были в деле. Приказал новгородцам повязать платки, чтобы не путать своих с чужими.
— Постоим за правду, братья! — крикнул он, но не нужен был новгородцам этот призыв — они уже сделали выбор: либо победить, либо умереть.
В напряженном молчании ждали они киевлян, и вот сошлись дружины, и началась кровавая бойня.
Страшно, когда русичи бьются с иноземцами.
Но еще страшнее, когда русские бьются с русскими.
Кровь уже сливалась в ручьи, но не отступали ни киевляне, ни новгородцы.
Не заметили воины, что небо заволокло тучами. Не слышали, как урчал, накапливая силы, отдаленный гром. И только когда ахнуло, а небеса разверзлись, проливаясь дождем, подняли они головы к небу, да и то только на мгновение: некогда было.
— Господи, внял Ты моему гласу! — вырвалось у Ярослава.
Он понял, что теперь не страшна конница Ярыка — не сможет она быстро ринуться в бой по мокрой, быстро раскисающей земле.