Времени на разборки не было, дорога была каждая секунда. Лена крепко ухватила кирпич правой рукой и попыталась напрячь слух, чтобы по дыханию определить, где находятся эти панки. Затаив дыхание, она вслушивалась в звуки улицы. Наконец она расслышала смутное прерывистое дыхание, напоминавшее храп. По этому храпу она поняла, что двое находятся справа, а один — слева.
Сгруппировавшись для прыжка и нескольких мощных ударов, Лена выпрыгнула в дверной проём с грацией настоящей пантеры. Однако, выпрыгнув и оглядевшись, она сильно изумилась, даже удивилась: все трое мирно спали прямо на асфальте, одежда на них была порвана, на лицах кровоподтёки, и вообще у трёх грозных панков был вид помятых помидоров.
— Кто бы их мог так побить, — не страшась своих мыслей, вслух подумала Лена и, словно в ответ на свой вопрос, услышала где-то вдалеке знакомое шуршание и дыхание, а потом звук, похожий на звон колокольчика.
Лена решила осмотреть своих несостоявшихся обидчиков. Ничего особенного в них не было, если не считать, что рядом с самым волосатым на полу лежал нарцисс — любимый цветок Лены, который Алексей дарил ей на каждом свидании. Этот цветок внушил Лене, что всё будет хорошо, и подарил ей хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне.
Лена втянула тонкий аромат нарцисса, улыбнулась, ещё раз оглядела место битвы и спокойно пошла домой к Марье Павловне, которая, вероятно, уже давно волнуется за неё.
Над городом вставало солнце. Человек проснулся. Утро его прошло в обыкновенных делах, и уже к полудню он стоял перед многотысячной толпой в красивом роскошном одеянии правителя и вещал своим подданным свою новую речь.
— Товарищи, — почти кричал Гай Калигула, — солнце уже давно встало, жизнь уже давно началась, поэтому пускай разразится революция! Вы все заслуживаете большего, заслуживаете лучшей жизни. Вы хотите революцию?
— Да! — отвечала ему толпа.
— Вы хотите коммунизм?!
— Да!
— Так пусть же начнётся революция, пусть у каждого будет вагон тушёнки, пусть у каждого будет всё, чего ему надо! От каждого — по способностям, каждому — по потребностям! — Цезарь оглядел умным взором беснующуюся толпу, которая пошла громить рынок и сплюнул…
— Свобода, равенство и братство, — буркнул себе под нос Цезарь, высмаркиваясь в занавеску.
— Революция, — невнятно, но громко пробормотал Алексей, просыпаясь.
Он обнаружил себя сидящим на жёстком стуле посреди небольшой тёмной комнаты, которая напоминала больше тюрьму, нежели жилое помещение. Прямо перед ним находилась железная дверь без единой ручки и замка, которая закрывалась, видимо, снаружи. Пол был бетонный, без какого-либо покрытия, что делало его ужас до чего холодным и твёрдым. Почти под самым потолком находилось небольшое наглухо застеклённое оконце. Из окна просачивался в комнату слабый лучик света. В одном углу была большая тарелка с водой для питья, рядом примостился унитаз. Больше ничего в комнате не было.
В животе у Алексея бурчало, из чего следовало, что он здесь сидит достаточно долго. Руки и ноги затекли и он решил пройтись по месту своего заточения, по ходу простукивая стены. Как он и ожидал, стены были толстые и монолитные, дверь была наглухо вбита в стены, а оконное стекло было настолько твёрдым, что даже прицельный удар обитой железом ножкой стула не оставил не стекле и царапинки. Через двадцать минут безуспешных попыток выбраться из тюрьмы, он сел на пол, прислонился спиной к холодной русские народные песни. Минут через тридцать такого напева Алексея разобрало, появилась смелость. И уже в полный голос он орал «Боже, царя храни!». За «царём» последовали «Из-за острова на стрежень», «Священная война», «Пачка сигарет» и «Эх, дороги».
И, когда Алексей по третьему разу пел:
"Славься, Отечество наше свободное,
Братских народов союз вековой,
Предками данная мудрость народная.
Славься страна, мы гордимся тобой!", зависнув под потолком посредством держания за провод от перегоревшей лампочки, дверь тихо отворилась, не издав ни единого звука.
— Эй, солист, щас тебе будет дует, — сказал кто-то до ужаса знакомым голосом.
Алексей хотел, было, послать его на три буквы, но не успел. Увесистый булыжник просвистел в метре от его головы, ударился об стенку, разлетелся на куски, один из которых огрел Алексея по голове, из-за чего он и потерял сознание. Последнее, что он видел перед тем, как повалиться на пол — это как к нему подбегает нечто в чёрной маске и выкрикивает: «Попался, козёл!» Козлом Лёша себя не считал, но возразить подбегавшему не успел, ибо упал без сознания.
Последующие несколько часов, а может быть минут, прошли для Алексея как сон. Ощущения притуплены, воспоминания обрывочны. Куда-то его тащили. Было высоко. Кто-то похаживал мимо и сморкался в рукав
Вновь очнулся Алексей, но уже не в той холодной тюрьме. Теперь его руки были связаны, ноги тоже, а сам он сидел на высоком кресле на крыше посреди обломков самолёта. Была ночь. За краем крыши шёл дождь и одинокий прохожий. Была ночь и было очень ветренно, то тут, то там сверкали молнии. Оглядевшись как следует, он понял, что позади кто-то стоит таким образом, что Алексей его не видит. Тщетно попытавшись вырваться из объятий прочной верёвки, он удручённо вскрикнул, чем и привлёк к себе внимание стоящего позади человека.
— А-а-а, вижу, что ты, наконец, проснулся! — сквозь гром молвил некто и вышел вперёд так, чтобы Алексей мог его видеть.
Алексей оглядел этого странного человека, стараясь угадать, где бы он мог его видеть. Человек стоял перед ним, раскинув руки в стороны и подняв вверх скрытую под чёрной тряпочной маской голову. Его чёрный плащ с эмблемой чёрной пантеры на жёлтом фоне развевался по ветру. В правой руке он держал увесистую железную трубу, в левой — флаг с изображением той же самой пантеры. Ноги были закованы в тяжёлые сапоги со шпорами, которые позвякивали при каждом его шаге и блестели с каждой вспышкой молнии.
Постояв неподвижно секунд пять, этот чёрный опустил руки и уставился на привязанного Алексея пронзительными глазами.
— Ты — следующая жертва, — громко молвил незнакомец басом, который к концу фразы сбился на визг.
— Чё? — пытаясь отвернуть лицо от ветра, рявкнул Алексей, который всё ещё пытался вспомнить этот голос.
— Узнаешь, — голос незнакомца снова стал басовитым, — подожди несколько дней и узнаешь.
Сказав это, незнакомец подошёл к Алексею вплотную и приложил к его рту неприятно пахнущую тряпочку, от которой в его голове что-то лопнуло. Пытаясь из последних сил оттолкнуть от себя тряпочку, а заодно и укусить за руку незнакомца, Алексей так сильно тряхнул стул, что повалился на пол вместе с незнакомцем и попытался уползти, пользуясь возникшим замешательством. Но незнакомец быстро оценил ситуацию и принял решительные меры: он набросился всем весом на брыкающегося Алексея и запихнул тряпочку ему в рот, заодно треснув его кулаком в ухо. Такого напора Алексей не выдержал и потерял сознание.
Когда он вновь очнулся, вокруг вновь была та самая тюрьма, только теперь около двери была вбита в пол тумбочка с большой железной кружкой на ней. Алексей крикнул, стены отозвались глухим эхом, за которым последовала продолжительная тишина, лишь изредка прерываемая глубокими вздохами Алексея.
Сообразив, что он в заключении у этого безумца, Алексей решил продолжить попытки побега, которые начал ещё в прошлое своё пребывание здесь. Но для начала он решил освежиться. Медленно встав на ноги и тряхнув пару раз головой он направился к железной кружке с целью хлебнуть немного водички. Водички так просто хлебнуть не удалось, ибо кружка была приварена к тумбочке, которая в свою очередь была вбита в пол. Пришлось отбросить мысль о продалбивании стены посредством тумбочки. Постояв над тумбочкой минуту и переборов свои принципы, он начал позорно лакать воду из кружки как собака. Если бы его кто-нибудь видел в этот постыдный момент, то Алексей бы провалился сквозь землю, но он каким-то задним носом ощущал, что на него никто не смотрит.