— Я хочу всего лишь вас предупредить, — сказал он. — Я не собираюсь переубеждать вас, миледи. Я вижу по вашим глазам, как вы преданы ему, не могу понять причины, но не осуждаю. Просто подумайте сами: Адель была с ним, она была очень близка ему, пусть только телесно, потому что я не верю, что в этом камне ещё могут оставаться хоть какие-нибудь чувства, но она исчезла. Понимаете? Она пропала без следа. И у неё остался мой мушкет. Я не знаю, стоит ли придавать этому значение, но теперь я даже не уверен, жива ли она.
Клара невольно приоткрыла рот от удивления, услышав про мушкет. В её памяти тут же промелькнула недавняя картинка: она оказалась в его кабинете одна, когда кардинал был вынужден ненадолго отлучиться. Ей было откровенно нечем себя занять, поэтому она решила осмотреться. И вот среди вороха бумаг её привлёк заброшенный мушкет с резной ручкой и довольно необычным возвратным механизмом. Клара никогда особо не разбиралась в оружии в силу того, что ей попросту это было неинтересно. «Война — дело мужское», — ещё в детстве говорил ей её отец. Однако при этом с юных лет он обучил дочь фехтованию и стрельбе. На случай необходимости.
— Вы говорите, что оставили ей мушкет, — произнесла она дрожащими губами. — Какой он был? Не с резной ли ручкой и выжженным «флёр-де лис» на рукояти?
Глаза мужчины удивлённо расширились.
— Вы видели такой мушкет? — изумился он, приоткрыв рот от удивления. — Это… это именно он. Но где? Он был у Адель.
Клара замешкалась с ответом. Теперь всё становилось более, чем очевидным. Кем бы ни была Адель, её участь оказалась незавидной. С одной стороны, это было невероятно жестоко и мерзко со стороны кардинала, но с другой… Клара пыталась убедить себя, что у него просто не было выбора. Что может чувствовать человек, узнав, что его предали? К тому же такой самолюбивый и властный человек, как Ришелье. О чём думал могущественный кардинал Франции, когда обнаружил предательство прямо под своим носом? Авантюра девушки подрывала его авторитет в первую очередь в собственных же глазах. Какую он может иметь власть, если даже его любовница умудряется тайком спать с мушкетёром? И что чувствует мужчина, преданный, возможно, любимой женщиной?
Её сердце забилось чаще при этой мысли. Любил ли кардинал эту девушку? Дорога ли она была ему? Что он ощущал, когда избавлялся от неё? Клара сама боялась отвечать на эти вопросы. Ревность и страх перемешались в один бурлящий котёл, разрывая её изнутри. А что если…?
— Боюсь, мой ответ лишь подтвердит ваши опасения, — взяв себя в руки, произнесла девушка. — Ваш мушкет лежал на столе кардинала. Вероятно, он всё знает.
Арамис хотел было что-то ответить, но не смог выдавить ни звука. Он взъерошил волосы, нервно запустив пятерню в тёмные кудри.
— Он убил её, — бормотал мужчина, когда его растерянный взгляд метался по комнате. — Убил её из-за меня. Чёрт, конечно, он не мог не догадаться!
Мужчина отошёл к окну, меря широкими шагами комнату. Напряжение возрастало, и Клара сама еле сдерживала комок слёз, подкативший к горлу. Ей теперь было просто кошмарно страшно. Она догадывалась о жестокости своего покровителя, но тем не менее старалась закрывать на это глаза. Он дал ей всё, и как она может ответить ему за это неблагодарностью? Более того Клара с ужасом осознавала, что пусть ей грозила бы смертельная опасность рядом с ним, она всё равно ни за что его не оставила. Она предпочла бы принять смерть из его рук, лишь бы он не оттолкнул её, не бросил, не оставил. Это было жутким чувством.
— Теперь вы понимаете, что я хотел вам сказать? — резко спросил Арамис, вернувшись к ней. — Вам нужно бежать, Мари, бежать как можно дальше от него, пока не стало слишком поздно. Поймите уже, что вы обманываетесь. Он не тот, кем вы его считаете.
— Нет. Нет-нет, я прекрасно знаю, кто он, — крошечная слезинка потекла по её нежной щеке, разрывая маску внешнего спокойствия и сдержанности. — Он жесток, он очень жесток, но у него есть принципы. Он не поступится ими и ни за что не станет делать что-либо сгоряча. Нет, он не убьёт меня. Он не может… не Арман, нет.
— Арман, именно ваш Арман это и сделает, — мушкетёр не повышал голоса, но при этом продолжал давить. — Именно он и расправится с вами, всадит острый нож в спину, пока вы будете рассматривать очередные побрекушки от него. Именно он заглянет вам в глаза, и тогда вы увидите — в нём не осталось ничего человеческого. Давайте начистоту, никакой он вам не дядюшка, как бы хорошо вы не отыгрывали этот фарс. Я прямо-таки поверил этому, пока не увидел ваши глаза. О, вы просто не представляете, кого любите, Мари.
Клара поджала губы, когда каждое его слово отдавалось новым комком слёз в её горле. Она не могла не ответить ему.
— О, нет, я прекрасно знаю, — ответила она, подавляя слёзы. — Не вам рассказывать мне об этом.
— Он — чудовище, Мари. Признайтесь в этом хотя бы самой себе, — развёл руками мужчина.
Девушка сделала глубокий вдох и полунезаметным движением стёрла слёзы со щёк.
— Я знаю это, — кивнула Клара, и её тон снова стал холоднее льда. — Но я сделала свой выбор. Пока я не предам его, он не тронет меня. В этом я уверена.
— А уверены ли вы, что вам никогда не захочется его предать? — с досадой спросил Арамис.
Она могла бы ответить ему что-то едкое, злое, навсегда сделавшее её врагом в его глазах. Однако Клара не стала этого делать. Она ещё не знала, не была уверена в своих собственных словах. Сможет ли она любить чудовище? Но ведь любила же до сих пор.
— Я уверена в этом больше, чем в чём-либо, — подтвердила девушка. — Иначе и быть не может.
***
Ришелье расположился в своём кабинете, снова занятый государственными делами. Бог знает, как ему хотелось бросить это всё и просто послать карету за Кларой. Он сам уже не мог понять, что происходит с ним. Он обезумел, опьянел от неё. Она привязала его к себе красной нитью, продетой через самое сердце, как бы между прочим напомнив, что оно у него всё же есть. Клара. Её имя застывало на его губах, так и не превращаясь в звук, ничего громе медового ощущения пьянящей сладости, оставляющей ни за что незабываемое послевкусье. О, Клара, ты верно точно колдунья. Иначе как было объяснить, что за такое короткое время он полюбил её так, как никого прежде?
За дверью послышался привычный стук, что вырвало Ришелье из размышлений. Спустя пару секунд на пороге его кабинета появился обескураженный слуга.
— Ваше Высокопреосвященство, — запинаясь, начал он. — К вам тут посетитель.
— Я же велел не пускать никого, — устало закатил глаза кардинал и отложил в сторону бумаги.
В этот момент дверь снова отворилась, и в комнату стремительным шагом вошла леди Освальд. Весь её вид выражал уверенность и настойчивость, не желавшую откладывать дела на потом. Кардинал не сдержал довольной улыбки.
— Можешь быть свободен, Лоран, — небрежно бросил он слуге, словно того вообще не замечал прежде.
Когда тот скрылся за дверью, Ришелье медленно поднялся из-за своего рабочего стола и неторопливыми шагами приблизился к девушке.
— Что привело вас ко мне в такой поздний час, миледи? — внимательно осматривая её с ног до головы, задерживая взгляд на её губах, затем на тонкой шее, а после на линию декольте, мужчина довольно прикусил губу.
— У меня много вопросов к тебе, Арман, — произнесла девушка, стараясь оставаться бесстрастной к его многозначительным взглядам.
Ришелье сразу насторожил её тон. В этом было что-то не так, и он был далеко не глупым человеком, чтобы понять, что Клару нечто тревожит не на шутку. Иначе к чему эти ночные визиты? Уж точно не то, о чём он думал весь вечер, судя по тому, что девушка не бросилась с порога к нему в объятия.
Осторожно коснувшись её плеч, мужчина заглянул в глаза своей дорогой гостье.
— Что-то произошло, Клара? — осторожно поинтересовался он.
Она не смогла долго выдержать его пристального взгляда. Нет, весь её настрой рассыпался в пыль, стоило ей лишь заглянуть в его глаза. Он не мог. Не мог сделать такого с ней.